§ 1. Социально-экономические мероприятия в мае

Члены Комиссии труда и обмена имели в своем составе несколько человек, близко стоявших к Марксу (Серрайе, Франкель). Они пытались связаться с Марксом и получить от него непосредственные указания в области их новой работы. Сеичас же по приезде в Париж Серрайе писал жене (29 марта): «Я прошу г. Маркса сделать то, о чем я просил его в связи с главнейшими мероприятиями, которые надо провести...»

А на другой день и Франкель писал Марксу: «...если нам удастся осуществить коренное преобразование социальных отношений, то революция 18 марта останется в истории как наиболее плодотворный из всех бывших до сих пор переворотов и в то же время она лишит почвы все будущие революции, так как в социальной области уже нечего будет более добиваться...

В связи с этим Ваше мнение о социальных реформах, которые надо провести в жизнь, будет чрезвычайно ценно для членов нашей комиссии.

Я прошу Вас, многоуважаемый гражданин, в интересах нашего великого дела, как можно скорее ответить мне. Простите мою настойчивость, но необходима спешность, так как прежде всего надо заложить фундамент социальной республики».

Мы знаем, что Маркс имел возможность сноситься с Парижем и передавать свои советы и указания членам Коммуны. В середине апреля Серрайе снова писал в Лондон о помощи Маркса: «Я предлагал некоторым членам комиссии составить проект об ипотеках, но без результата... Все-таки я попросил бы г. Маркса составить что-нибудь по этому вопросу. Я представил бы этот проект Франкелю, и так как он исходит от Маркса, то возможно, что Франкель внесет и пpoвeДe его, — ведь, что ни говори, мы имеем большинство. Но не надо забывать, что это большинство прудонистское. Все говорят только о проекте народного банка, об обмене и т. д. Одним словом, каждый день из сочинений великого учителя извлекается новый проект» ¹.

«Я был бы очень рад, если бы Вы согласились как-нибудь помочь мне советом, так как я теперь — так сказать — один, и один несу ответ-ственность за все реформы, которые я хочу провести в департаменте общественных работ» ².

У нас не сохранилось документальных данных, свидетельствующих о характере указаний и предложений Маркса в ответ на письма Серрайе и Франкеля. Но несомненно, что они в какой-то мере применяли указания Маркса в своей непосредственной работе, прежде всего в области социально-экономических мероприятий.

Мы уже характеризовали эти меры, проведенные в период марта — апреля. В мае, несмотря на тяжелую военную обстановку, работа Коммуны в этой области продолжалась. В мае были закончены прения о ломбарде и принят декрет о нем. Был уточнен декрет о работе булочников и др.

Из крупных мероприятий прежде всего надо отметить новый устав луврских оружейных мастерских. Этот устав был представлен Коммуне рабочими (со 105 подписями) и был утвержден 3 мая Авриалем как заведующим материальной частью артиллерии.

Устав вводил выборность всех руководящих работников, начиная с делегата, состоящего при Коммуне и непосредственно ведающего мастерскими, и кончая заведующими цехами и мастерами. Все они избираются общим собранием рабочих, ответственны перед ним и могут быть отозваны и переизбраны.

Затем был избран совет мастерских. В него входили, кроме перечисленного руководящего состава, делегаты рабочих от всех цехов. Совет должен был собираться ежедневно, заслушивать доклады заведующих, вырабатывать план работы. Делегаты совета отчитывались перед рабочими. Делегаты рабочих в совете составляли своеобразный наблюдательный комитет, имевший право контроля над всеми работами, над бухгалтерской отчетностью и пр.

Таким образом, устав предусматривал самое широкое вовлечение рабочих для руководства мастерскими и для контроля над работой. Вся работа мастерских ставилась под контроль рабочей массы.

Так было положено начало новой системе организации труда в производстве. Был введен принцип рабочего контроля, принцип выборности и ответственности руководителей, принцип вовлечения всей массы рабочих в организацию производства.

Рабочий день мастерских был установлен в 10 часов (с 7 часов Утра до 6 часов вечера с перерывом на завтрак с 11 до 12 часов). Была Разрешена «в интересах обороны Коммуны» сверхурочная работа на 1-2 часа без надбавки к заработной плате.

¹ «Письма деятелей I Интернационала», стр. 20, 23, 32—33.

² Там же, стр. 41.

Была установлена и новая система заработной платы. Почасовая оплата была определена не выше 60 сантимов в час, мастерам — по 111 сантимов. Оклад заведующего мастерской был определен в 250 Франков, начальников цехов — 210 франков. Мастера, таким образом, зарабатывали (при 25 рабочих днях) 175 франков, рабочие — до 150 франков. Как это было и в других отраслях, Коммуна несколько снизила высокие оклады и подняла оклады низкооплачиваемых категорий ¹.

Надо учесть, что луврские мастерские были, видимо, правительственными. У нас нет никаких сведений, применялась ли подобная организация по отношению к частным промышленным предприятиям Но вряд ли этот устав был единичным явлением. Несомненно, что cистему заработной платы Коммуна начала видоизменять не только учреждениях, но и на предприятиях. Установление принципа выборности, контроля, отчетности, вовлечения рабочих масс в производство видимо, начало в какой-то мере укореняться: ведь это были общие принципы Коммуны. Мы указывали также, что в почтовом ведомстве был введен совет с участием делегатов от рабочих. Нечто подобное было организовано и в Национальной типографии.

В мае Коммуна вплотную взялась за подрядчиков, выполнявших работу по договорам Коммуны, и провела принцип минимума заработной платы. Вопрос возник по инициативе Комиссии труда и обмена. Делегаты ее, Леви-Лазар и Эветт, рассмотрев контракты, заключенные интендантством, обратили внимание на то, что, начиная с 25 апреля, ряд подрядчиков предложил платить за пошивку блузы 4 франка и даже 3 франка 75 сантимов (а раньше она обходилась в 6 франков) и за штаны — 2 франка 50 сантимов (вместо 3 франков 50 сантимов). Подрядчики предложили эти расценки за счет понижения зарплаты чуть ли не вдвое. Поэтому Леви-Лазар и Эветт предлагали, чтобы поштучные цены на пошивку военного обмундирования были оставлены на прежнем уровне и, кроме того, чтобы заказы на военное обмундирование передавались по возможности корпорациям рабочих-портных (которых насчитывалось в Париже 20—30 тыс.).

По докладу Франкеля вопрос слушался в Коммуне 12 мая. Франкель указал, что «эксплуататоры пользуются общей нуждой для понижения заработной платы, а Коммуна оказывается достаточно слепой, чтобы способствовать подобным махинациям». Франкель отмечал, что подрядчики как бы получают налог на заработную плату рабочих. Система подрядов увековечивает рабство путем централизации работы в руках эксплуататоров. Франкель говорил: «Мы не должны забывать, что революция 18 марта была совершена исключительно пролетариатом. Если мы ничего не сделаем в интересах этого класса, то я не вижу никакого смысла в существовании самой Коммуны».

Франкель предлагал давать заказы в первую очередь рабочим корпорациям и установить цены на все заказы по соглашению между интендантством, синдикальной камерой портных и делегатами Комиссии труда и обмена.

Серрайе отмечал, что он не предлагал общего аннулирования контрактов с подрядчиками, но хотел «помешать эксплуатации рабочего класса», создав коллегиальную инстанцию для установления цен на заказываемые вещи. Франкель предлагал также ввести в договор требование установить восьмичасовой рабочий день, но этот пункт не вошел в декрет.

¹ «Journal officiel», 21/V 1871 (сам документ датирован 3 мая).

Луврские оружейные мастерские

Коммуна предложила пересмотреть все заключенные ею контракты, установить, чтобы впредь «контракты заключались непосредственно с рабочими корпорациями» или чтобы им делалось предпочтение. Цены должны быть установлены совместно с интендантством, делегацией Комиссии труда и обмена (по соглашению с делегатом и Комиссией финансов) и с соответствующей синдикальной камерой.

Кроме того, было указано в декрете, чтобы в договорах «оговаривалась поденная или сдельная максимальная заработная плата» ¹, назначаемая за работу.

Этим декретом вводилась общая мера, обеспечивающая уровень заработной платы и ее известное повышение. Вопрос о размерах заработной платы для нескольких десятков тысяч рабочих и работниц, работающих по заказам Коммуны, стал теперь предметом тщательного обсуждения. Это означало, что вопрос о заработной плате будет подлежать широкому и совместному обсуждению как заказчиков, так и представителей рабочих камер.

В мае были проведены и некоторые мероприятия, касающиеся женщин. Был введен декрет, обеспечивающий прожиточный минимум женщинам, подавшим заявление о разводе. «Незаконные» жены национальных гвардейцев были уравнены при выдаче пособий с «законными».

В области продовольственной была введена такса на хлеб (8 мая). Цена килограмма была определена в 50 сантилюв.

¹ «Journal officiel», 13/V 1871.

Как указывал Энгельс, за экономические мероприятия Коммуны отвечали прудонисты (члены Комиссии труда и обмена); со стороны бланкистов и якобинцев предложений такого рода почти не поступало. Но и прудонисты действовали не в духе доктрины Прудона, а с учетом практической необходимости в связи с вносимыми от рабочих организаций и клубов предложениями. Таким образом, на социально-экономических мероприятиях Коммуны отразилось влияние не прудонизма, а научного социализма.

Как говорил Энгельс, «единственное социальное мероприятие проведенное прудонистами, — это отказ от конфискации Французского банка, что и было одной из причин гибели Коммуны» ¹.

Теория Прудона требовала прежде всего организации обмена. Отдельные журналисты (Пассдуэ, например) выдвигали поэтому план особого Банка Коммуны. Но на деле прудонисты только сохраняли в полной неприкосновенности существующую банковскую систему. Это преклонение перед организацией обмена нанесло тяжкий удар всей работе Коммуны.

Прудон мечтал об укреплении положения мелкого самостоятельного хозяйчика и ненавидел крупную фабрику и усовершенствованное индустриальное производство. Своим декретом о брошенных мастерских, передаваемых рабочим ассоциациям, Коммуна подчеркнула заботу именно о крупном производстве. Энгельс указывал, что, по словам Маркса, такая организация «в последнем счете должна была вести к коммунизму, т. е. к прямой противоположности учению Прудона» ². Устав луврских мастерских конкретно намечал форму управления крупного предприятия на социалистических принципах. Наконец, решение о передаче заказов рабочим корпорациям точно так же было в полном противоречии с прудонизмом — оно давало стимул к еще более широкому развитию крупного производства и усиливало роль рабочих ассоциаций, против которых воевал Прудон.

В области производства Коммуна, таким образом, руководствовалась социалистическими принципами, чуждыми прудонизму.

Другой прудонистский принцип — невмешательства государства в отношения между рабочими и хозяевами — точно так же был опровергнут практикой Коммуны. Коммуна весьма активно проявила свою государственную власть, например, запрещая ночную работу булочников, отменяя систему штрафов, устанавливая контроль над под-рядчиками, вводя минимум заработной платы и пр.

Решительно не в духе прудонизма было постановление о принципах оплаты труда служащих, чиновников и рабочих. Прудонизм требовал равного обмена услуг, какого-то общего поравнения, а Коммуна выдвинула совсем другой, разумный, по-настоящему социалистический принцип — понижение высших окладов, подтягивание низших. При этом не было речи ни о какой уравниловке.

¹ К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XV, стр. 59.

¹ К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XVI, ч. II, стр. 92.

1) Коммуна проводила снижение высоких окладов и уничтожение всяких привилегий (средств на представительство и пр.) для высших категорий чиновников и военных. Оплату всех высших должностных лиц Коммуна приравняла к заработной плате квалифицированых рабочих. 2) Коммуна подтягивала ставки низших категорий служащих и рабочих. Закон о минимуме заработной платы точно так же означал подтягивание низкооплачиваемых категорий рабочих. 3) Коммуна не предлагала уравниловки. Проекты оплаты на почте и телеграфе, равно как и устав луврских мастерских, ясно показывали, что, подтягивая ставки низших категорий и срезая оклады высших, Коммуна устанавливала разную оплату для разных категории с учетом квалификации. 4) Наконец, путем уничтожения штрафов и вычетов Коммуна улучшила положение низкооплачиваемых рабочих. Это обуздало произвол хозяев и укрепило всю систему заработной платы.

Немало занималась Коммуна вопросом о жилищных условиях рабочих. Так, например, был издан декрет об использовании пустующих квартир.

Решение Коммуны о реквизиции пустующих буржуазных квартир мотивировалось сначала бомбардировкой некоторых округов Парижа (Нейи в первую очередь). Эта мера, столь часто предлагавшаяся рабочими во время осады, принадлежала к группе социалистических мероприятий Коммуны. Энгельс в статье «К жилищному вопросу» говорил, что нужде рабочих в жилищах можно помочь даже при разумном использовании существующего жилищного фонда: «Это осуществимо, разумеется, лишь посредством экспроприации теперешних владельцев и посредством поселения в этих домах бездомных рабочих или рабочих, живущих теперь в слишком перенаселенных квартирах. И как только пролетариат завоюет политическую власть, подобная мера, предписываемая интересами общественной пользы, будет столь же легко выполнима, как и другие экспроприации и занятия квартир современным государством» ¹.

Коммуна, как диктатура пролетариата, использовала свою государственную власть для смелого решения жилищного вопроса. Она опять-таки исходила из практических нужд и действовала в духе социализма, вопреки Прудону. Ведь Прудон, много писавший о жилищном вопросе, приходил к чисто филистерским выводам. Он предлагал, чтобы жилища выкупались у домовладельцев — таким образом квартировладельцы станут независимыми и свободными (!). Перед Прудоном маячил идеал мелкого хозяйчика, независимого от всего света, крепко сидящего в своем семейном углу.

Говоря о жилищной политике Коммуны, надо помнить также о широком использовании ею общественных зданий. Церкви впервые стали местом общественной деятельности. Монастыри стали отводить под школы, лазареты и пр. Дворцы и недоступные раньше парки стали местом отдыха народа. Музеи стали для всех доступными.

Ряд социально-экономических мероприятий Коммуны имел задачей непосредственное облегчение положения трудящихся и широких слоев мелкой буржуазии. Таковы были, например, решения об отсрочке квартирной платы и платежей по векселям, о бесплатной выдаче вещей из ломбардов стоимостью не выше 20 франков и пр.

¹ К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XV, стр. 19.

² Там же, стр. 59.

Курьезно читать рассуждения некоторых историков, которые всячески пытались доказать, что социально-экономические мероприятия Коммуны не носили социалистического характера. Маркс говорил о социалистических тенденциях Коммуны, Энгельс считал экономические мероприятия Коммуны соответствующими «духу немецкого научного социализма»². По словам Ленина «...коммуна==опред[еленная] форма» пролетарской социалистической республики» ¹. Но кое-каким ревизионистам упорно хотелось доказать, что никаких элементов социализма в Коммуне не было.

Обычно это утверждение связывается с отрицанием Коммуны как пролетарской диктатуры. Вышеприведенный анализ социально-экономических мероприятий Коммуны дает нам основание сказать о социалистических тенденциях Коммуны, о ее крупных социалистических мероприятиях.

В самой Коммуне бланкисты и якобинцы недостаточно интересовались социально-экономическими мероприятиями, но мы не имеем оснований говорить, что они противились этим мерам.

Можно сказать, что именно социально-экономические мероприятия Коммуны особенно ярко отражали думы и мысли парижского пролетариата. Эти мероприятия осуществлялись в тесном содружестве Коммуны с рабочими организациями, с рабочей массой.

§ 2. Школа

Вопрос о народном образовании обсуждался на некоторых конгрессах Интернационала (Лозаннском, Брюссельском). На Лозаннском конгрессе был принят принцип светского и профессионального образования на научных основах и организации школ-мастерских ². На Брюссельском конгрессе вносилась резолюция комиссии, говорившая об интегральном образовании, теоретическом и практическом, чтобы каждый мог стать «одновременно работником умственного и физического труда».

В общем в кругах Интернационала установились такие требования к школе: она должна быть светской, интегральной (т. е. всесторонней), бесплатной, профессиональной (т. е. дающей какую-либо профессию). Научные и художественные ценности должны стать достоянием народа.

Эти лозунги были широко популярны еще до Коммуны и частью явочным порядком проводились в период осады в ряде округов. Сейчас же после 18 марта был поднят вопрос о школе. Бланкист Буи (в «Cri du peuple» от 21 марта) писал на эту тему. 26 марта «Общество нового воспитания» обратилось к Коммуне с предложением о преобразовании школы. Оно выставляло следующие требования: отделение школы от церкви (никаких предметов культа в школе, никакого религиозного обучения), постановка образования на научных основах, установление обязательного и бесплатного образования. Это общество высказывалось также за совместное обучение, за широкое экспериментирование и пр. Делегация общества была принята Коммуной. Ей было сообщено, что «Коммуна полностью сочувствует радикальной реформе народного образования в этом духе» ³.

В дальнейшем эта организация (регулярно собиравшаяся два раза в неделю в школе Тюрго) активно помогала Коммуне в проведении реформы школы.

¹ Ленинский сборник XIV, стр. 296.

² См. «Rapports lus au Congrès ouvrier réuni du 2 au 8 septembre 1867 à Lausanne>, Chaux-de-Fonds 1867, p. 113.

³ «Journal officiel», 2/IV 1871.

Комиссия по просвещению первого состава ничем особенно себя не проявила. Гораздо более активной была комиссия второго состава, во главе с делегатом Вайяном (с 21 апреля). Бланкист Вайян был образованным человеком и в Коммуне занимался главным образом вопросами просвещения.

22 апреля Вайян предложил всем изучавшим вопросы общего и профессионального образования присылать свои предложения. В связи с этим призывом была создана особая комиссия для «организации просвещения», куда вошли Андрэ, Да Коста, Рама, Санглиэ, Манье. Комиссия должна была установить единообразную систему просвещения во всех округах Парижа и ввести светское обучение (28 апреля).

Одна из первых забот Коммуны сводилась к подбору учительских кадров. Ведь значительная часть школьного персонала принадлежала к духовенству (аббаты, монахи, монахини и пр.). Надо было подобрать светских учителей и учительниц. Уже 9 апреля Коммуна обращалась с призывом идти работать в школы. Ряд мэрий со своей стороны приглашал светских учителей, тем более что во многих церковных школах преподаватели совершенно перестали появляться. Примерно к концу апреля были набраны нужные преподаватели.

В мае (21-го) Коммуна провела декрет о значительном повышении окладов для учителей: 2 тыс. франков в год директору (учителю) школы и 1500 франков помощнику учителя (как минимум). При этом было подчеркнуто, что учительницы будут получать такой же оклад, так как у «женщин жизненные потребности так же велики и настоятельны, как и у мужчин» и «в школьном деле женский труд равен мужскому» ¹.

До этого 75% учителей зарабатывали 750—950 фр., 23% —1000— 1900 и только 2% получали 2 тыс. фр. и выше; 65% помощников учителей получали 400—600 фр., 23%—600 — 900 и только 12% получали 1 тыс. фр. и больше. Учительницы получали только 600, а помощницы — 350 франков 2. Иначе говоря, средняя ставка учителей была увеличена в 2—2,5 раза, а помощников учителей — в 2—3 раза. Особенно резкое повышение окладов получили учительницы — в 3—3,5 раза, помощницы — в 4 с лишком раза. Как и в других случаях, низкооплачиваемые категории были подтянуты к высокооплачиваемым.

Стремясь подготовить обязательность обучения в школах, мэрии производили кое-где учет детей. Так, например, в VIII округе было подсчитано, что из 6251 ребенка школьного возраста учатся только 27303. Это был буржуазный округ (Елисейские поля), и несомненно, что в рабочих кварталах не обучавшихся в школе детей было гораздо больше.

Наиболее сложной задачей Коммуны в деле народного образования было введение светского обучения и решительное изгнание всего религиозного, в частности отобрание церковных школ из рук разных конгрегаций. Церковники с большим упорством боролись против светского характера школы.

¹ «Cri du peuple», 21/V 1871.

² А. Молок, Очерки быта и культуры Парижской коммуны, стр. 40—41.

³ «Journal officiel», 30/IV 1871.

Жан Аллеман, занимавшийся школьными делами в V округе, рассказывал, что только под угрозой силы можно было занять церковные Учреждения. Когда он с отрядом пришел занимать церковную школу на улице Роллен, ему не хотели даже открыть дверь. Тогда он заявил: «Если через десять минут они: (церковники) не уберутся, я взломаю дверь, арестую их и пошлю рыть окопы под бомбами версальцев... В мгновение ока вся шайка оказалась на дворе» ¹, а затем разбежалась Помещение школы оказалось в очень загрязненном состоянии.

Еще в середине мая Коммуна отмечала продолжавшуюся борьбу церковников против светской школы. 12 мая было подтверждено решение об удалении из школ предметов религиозного культа как «оскорбляющих свободу совести». Приказом Вайяна (14 мая) предлагалось немедленно арестовывать тех, кто мешает светскому обучению в школе. 18 мая Коммуна предложила в 48 часов составить список учебных заведений, которые еще находятся в руках конгрегаций, и передать их мэриям.

Характеризуя систему светского обучения и новый характер школьной программы, члены Коммуны от IV округа (Амуру, А. Арну, А. Клеманс, Э. Жерарден, Г. Лефрансэ) отмечали, что теперь обучение в школе будет опираться «на данные положительной науки» и «законы логики». Все «элементы религиозного воспитания должны быть изгнаны из школы». Кроме того, школа должна внедрить в учащихся «чувство справедливости» и стремление «учиться во имя общественных интересов» ².

Ж.-Б. Клеман (в «Cri du peuple» от 19 мая), говоря о светской школе, «предлагал удалить с глаз детей все, что могло бы напоминать им о глупостях, которыми нас морочили», т. е. кресты, картины и книги религиозного содержания, статуи святых и т. д. Вместо всяких религиозных надписей надо написать девизы: «свобода, равенство, братство, труд, справедливость, республика». Полностью изгоняется преподавание катехизиса и обучение церковному пению. Клеман писал, что в ближайшее время школы будут снабжены «хорошими книгами».

В газетах Коммуны мы встречаем очень много объявлений о народном образовании, исходивших от разных мэрий. Они свидетельствовали о большой активности муниципалитетов и их большой инициативности. Мэрия Х округа подчеркивала, что она производит прием учащихся в школы «без различия национальностей». Алликс из VIII округа предлагал создать новую школу, которую могли бы посещать и родители и учителя ³. Мэрия IV округа обращалась к родителям с призывом послать детей в школы, так как духовенство оттуда изгнано и школа стала вполне светской⁴. Муниципалитет III округа сообщал, что три духовные школы превращены в светские и в четвертой, откуда монахини сбежали, открыт приют для 94 детей. Тот же III округ сообщал, что школьникам будут бесплатно раздаваться (через учителей) все необходимые учебные пособия⁵.

¹ Жан Аллеман, С баррикад на каторгу, стр. 45.

² «Journal officiel», 12/V 1871.

³ Ibidem., 30/IV et 8/V 1871.

⁴ Ibidem., 12/V 1871.

⁵ Ibidem., 23/IV et 29/IV 1871.

Главное внимание Коммуны и муниципалитетов было обращено на реорганизацию начального обучения. В мае были открыты и первые профессиональные школы. В циркуляре Вайяна (17 мая) отмечалось, насколько важно, «чтобы коммунальная революция упрочила свой по существу социалистический характер посредством реформы обучения, которая обеспечит каждому истинную основу социального равенства — всестороннее образование — и облегчит изучение той профессии, к которой он имеет способности и влечение». Вайян предложил муниципалитетам дать справку о помещениях, наиболее приспособленных под профессиональные школы, где учащиеся одновременно с обучением какому-нибудь ремеслу могли бы пополнить свое научное и литературное образование ¹. В эти же дни Вайян предложил муниципалитетам освободить все школьные помещения, занятые не по назначению.

Гораздо меньше внимания оказала Коммуна высшей школе. На это ей не хватило времени, к тому же часть профессоров и студентов стояла на стороне Версаля и саботировала работу Коммуны. Поскольку Коммуна нуждалась в подготовленных врачах и санитарах, она занялась и этим делом. В конце апреля было созвано совещание делегатов от студенчества, профессуры, практикующих врачей и военных врачей для обсуждения проекта реорганизации медицинского дела. Но это совещание не приняло никакого решения. Как писал один студент-медик в «Le Mot d'ordre», настоящие студенты находились на передовых позициях, а на совещании выступали против предложений Коммуны разные шалопаи, болтающиеся по кафе.

Коммуна обращала внимание на организацию читален (например в лазаретах), занималась библиотеками. Во главе Национальной библиотеки был поставлен Эли Реклю. Было запрещено выдавать книги на дом из библиотек, ввиду имевшего места хищения книг во время империи.

Вся эта школьная, просветительная политика Коммуны обеспечивала молодому поколению нормальные условия учебы. Конечно, Коммуна успела только начать эту программу преобразования учебного дела. Военные задачи, борьба за свое существование отвлекли ее внимание.

§ 3. Искусство

В 1870—1871 гг. в Париже было 27 театров, семь больших концертных залов и цирк. Во время осады полиция закрыла все театры (10 сентября) под предлогом того, что «родина в трауре» и что театральные представления находятся «в противоречии с общим настроением парижского населения». Конечно, это был только маневр в духе «плана Трошю». Хотели всячески ухудшить настроение населения и сделать осаду более тяжелой. После перемирия только некоторые театры кое-как возобновили свою работу, но часть их так и не смогла ничего поставить в период осады вследствие грубого полнцейского вмешательствa. К моменту возникновения Коммуны действовало меньше половины раньше существовавших театров. Ряд театральных зданий (например «Одеон») был занят под склады, лазареты п т. п.

¹ «Journal officiel», 18;V 1871, «Парижская коммуна в документах и материалах», стр. 192—193.

В первые дни Коммуны часть актеров вместе с буржуазией бежала из столицы. Таким образом, в начале Коммуны действовало около десяти театров («Жимназ», «Шатле», «Амбигю», «Гетэ» и др.) и ряд концертных залов.

Затем в связи с саботажем и началом военных действий число театров и действующих концертных залов заметно уменьшилось. В конце апреля действовало 5—8 театров ¹.

Главными организаторами саботажа в области театров были императорские привилегированные театры «Гранд опера» и «Опера комик». «Французская комедия» работала с перерывами. Некоторые театральные труппы под предлогом гастролей двинулись в Лондон («Водевиль» часть актеров «Французской комедии»). Ф. Пиа охотно разрешал эти поездки, хотя можно было понять, что дело шло только о более ловкой форме саботажа.

Так как часть антрепренеров сбежала, уже в апреле организовалось несколько товариществ артистов, которые ставили спектакли в разных театральных помещениях. До середины мая театры находились в самых различных ведомствах: одними театрами ведали мэрии, другими префектура полиции или Комиссия общей безопасности. Только 19 мая Коммуна приняла общее и принципиальное решение: театры были переданы в ведение делегации по просвещению. При этом были установлены два других новых принципа: всякие субсидии и привилегии были отменены (это был удар по наиболее привилегированным театрам), было предложено «прекратить систему эксплуатации театров одним директором или группой предпринимателей» и заменить ее системой ассоциаций.

Ликвидация частного предпринимательства означала освобождение театров от капиталистических уз. Так проводился социалистический принцип по отношению к организации театральных предприятий. Зато полный отказ от субсидирования театров был, конечно, неправилен. В данном случае Коммуна исходила из чисто отвлеченного принципа: не надо никаких привилегий и государственных субсидий, так как при империи они служили формой подкупа театра ради укрепления монархической идеологии. При этом ставились на одну доску субсидии театрам и подкуп прессы (мы напомним, что еще Центральный комитет 20 округов предлагал отменить субсидни церкви, театрам, печати).

Поскольку Коммуна передавала театры ассоциациям (т. е., по существу, товариществам, состоящим из самих работников театров) и была заинтересована в посещении театров рабочей массой, то, конечно, без финансирования со стороны государства нельзя было обоитись.

Недоверие к субсидиям было, конечно, отрыжкой прудонистской идеологии, которая вообще исходила из принципа полного невмешательства государства в дела искусства.

На заседании Коммуны 19 мая, где обсуждался декрет, предложенный Вайяном, ряд членов Коммуны заявлял, что теперь не время заниматься театрами. Один из них говорил: «Не время говорить о театре, когда в нас стреляют». Пиа заявлял, что государство не должно вмешиваться ни в театральное дело, ни в литературу ².

¹ См. Ю. Данилин, Театральная жизнь в эпоху Парижской коммуны, 1936, стр. 58.

² Эти основные решения о театрах фактически не могли быть выполнены версальцы были уже в стенах столицы.

Народный концерт во дворце Тюильри в дни Коммуны.

Коммуна не вмешивалась в репертуар театров, но некоторые театры возобновили пьесы, носившие патриотический характер — на тему обороны страны, борьбы против врагов и т. д.

Особую популярность имели смешанные концерты, в частности потому, что они всегда включали в программу героические произведения и в какой-то мере отражали современность. На этих концертах особым успехом пользовались стихи В. Гюго. Исключительное внимание привлекли массовые концерты, организованные в Тюильрийском дворце (по инициативе доктора Русселя, главного инспектора лазаретов). Десятитысячные толпы приходили в залы дворца. Там выступали лучшие силы столицы. Наибольший успех имели, например, актрисы Агар и Борда.

Стали организовываться уличные концерты. Обычно их устраивали оркестры национальной гвардии, которые обходили улицы и собирали деньги в пользу раненых. Это был вид популярных народных концертов.

В апреле создалась Федерация артистов (первое собрание - 18 апреля), почти одновременно с организацией художников. В комиссию по выработке устава вошли два писателя, два композитора, три артиста драматических театров, три эстрадника, два музыканта. Около 600 человек дало согласие войти в Федерацию; затем число их достигло 900. Коммуна разрешила Федерации использовать пустующие залы для концертов. Федерация была уравнена в правах с батальоном национальной гвардии. Для очень многих ее членов запись в этот батальон была только средством избежать посылки на фронт. Некоторые газеты, например «La Commune», даже прямо требовали посылки членов делегации на фронт. Россель издал разъяснение, что красные карточки, выданные Федерацией для освобождения от военной службы, не имеют силы. Фактически Коммуна не требовала посылки актеров на фронт и только предлагала проводить в федерации воинские занятия. Ю. Данилин прав, говоря, что «Коммуна предоставляла актерам целый ряд льгот, потому что она желала, чтобы театры были открыты, чтобы артисты играли и воодушевляли ее бойцов» ¹.

Отстранив от искусства тех, кто срывал работу и помогал версальцам, Коммуна выдвинула ряд лиц для руководства учреждениями по искусству. Так, например, композитор Даниэль Сальвадор был назначен директором консерватории. Он начал энергично восстанавли-вать это учреждение, разваленное саботажниками. В его распоряжении, правда, был всего только десяток дней. С 22 мая Коммуна возложила на Сальвадора постройку баррикад в районе улиц Ренн и Вожирар, а 24 мая он был захвачен версальцами с оружием в руках и расстрелян.

¹ Ю. Данилин, Театральная жизнь в эпоху Парижской коммуны, стр. 150.

Довольно большую активность проявляли художники Парижа. Уже в начале апреля по инициативе и под председательством Курбе была создана Федерация художников. Учитывая саботаж, проводимый персоналом музеев и других учреждений, Коммуна решила использовать федерацию для проведения ряда мероприятий в области искусств. Вместо чиновников прежнего министерства изящных искусств, Коммуна при помощи Федерации художников выдвинула людей, непосредственно связанных с искусством.

Декрет 12 апррля о музеях уполномочивал Г. Курбе, как председателя федерации художников, вместе с 46 делегатами «привести музеи города Парижа в нормальное состояние», открыть для публики картинные галлереи, а также «приступить к организации ежегодной выставки в Елисейских полях».

17 апреля была организована Федеральная комиссия художников, куда вошло 16 художников, 10 скульпторов, 5 архитекторов, 6 граверов, 11 работников художественной промышленности. В эту комиссию. кроме Курбе, были избраны художник Домье, скульптор Далу, карикатурист Жилль, поэт Э. Потье (он был и работником прикладного искусства). Манэ, Коро, Милле, избранных в комиссию, не было в это время в Париже.

Комиссия сразу же направила Жилля директором в Люксембургский музей, а архитектора Удино — директором Лувра.

В отличие от Федерации артистов, которая больше была занята шкурными интересами, Федерация художников поставила перед собой ряд крупных задач. Документы Федерации носят характер настоящих политических документов, хотя и в своеобразном прудонистском преломлении. Еще 6 апреля Курбе обратился к художникам с манифестом, где говорил, что происшедшая революция справедлива, «ее апостолы — рабочие», начинается «новая эра», которая принесет восстановление всей духовной жизни страны и возрождение искусства ¹.

Основная программа Федерации была опубликована в «Journal officiel» от 15 апреля (за подписями Курбе, Далу, Э. Потье, Перрэн и др.). Программа в самом начале заявляла, что Федерация «присоединяется к принципам коммунальной республики». Задачи Федерации определялись так: «сохранить ценности прошлого», стимулировать творчество, выявить элементы настоящего и через образование возродить искусство будущего. Федерация «будет способствовать нашему возрождению и обоснованию будущего блеска и обилия Коммуны ч всемирной республики». Но эти общие, несколько туманные принципы превращались в чисто прудонистские теории, как только дело касалось основных организационных и общетеоретических положений программы. В основе программы лежало, например, чисто прудонистское положение о «свободном развитии искусства, освобожденного от всякой правительственной опеки и всех привилегий».

Печатный орган Федерации должен был быть нейтральным местом, открытым для выявления всех точек зрения и всяких систем». Федерация должна была способствовать «моральной и интеллектуальной эмансипации художников».

¹ «Journal officiel», 6/IV 1871.

Таким образом, Федерация, с одной стороны, хотела оставить область искусства вне всякого влияния Коммуны и предоставить все дело личной инициативе и «свободе», с другой стороны, она избегала определенного направления в искусстве, предоставляя свободу всяким гениям. Это была типичная мелкобуржуазная установка, приводившая на деле к лозунгу «искусство для искусства». Художник должен был остаться каким-то индивидуальным, мелким хозяйчиком, не зависимым от государства, не подчиняющимся никаким указаниям. Эти анархические прудонистские теорийки, конечно, были близки мелкобуржуазной интеллигенции, но они совсем не соответствовали тому что нужно было рабочему классу.

Конечно, было правильно, что Федерация требовала полного устранения бывшего Управления изящных искусств. Чиновники этого ведомства частью саботировали и уехали в Версаль, частью должны были быть заменены. Разгромить это учреждение как одну из частей старой буржуазной государственной машины нужно было как можно. скорее. Было правильно также, что Комиссия по просвещению использовала Федерацию в качестве своего органа для приведения в порядок вопросов искусства.

Как только Федерация действительно взялась за дело организации музеев, выставок, постановки художественного просвещения, она неизбежно должна была отказаться от чисто прудонистских принципов и признать вмешательство государства в вопросы искусства. Прежде всего встал самый практический вопрос — о финансировании искусства из государственного бюджета. Поскольку сама Федерация признавала, что она должна исполнять роль прежнего Управления изящных искусств, ей нужно было подумать и о финансировании учреждений искусств. Федерация зая-вила (в докладе Вайяну), что она будет добиваться «уничтожения фаворитизма», уничтожения ассигнований, «не соответствующих свободному строю». Федерация отказывалась от официальных поощрений, полагая, что художники будут освобождены, таким образом, «от государственной опеки». Однако Федерация должна была признать, что без государственных субсидий и государственной помощи нельзя поставить дело художественного образования. Она отметила, что нужно увеличить расходы на эту статью. Больше того, она требовала бесплатного художественного образования на всех ступенях (включая высшее) для всех желающих, т. е. субсидирования его из государственных средств.

По мысли Федерации, прекращались ассигнования на выставки, премии и пр. Главнейшие расходы на образование должны были увеличиться за счет государства. Равным образом Федерация предлагала увеличить ассигнование на публичные празднества ¹.

Таким образом, практически Федерация приходила к тому, что государство направляет значительные суммы на искусство и тем самым, конечно, сохраняет влияние на него.

Обращая особое внимание на художественное образование, Феде рация настаивала на «свободе» преподавания, т. е. чтобы мышление учеников никем и ничем не направлялось, чтобы ученик мог «свободно выражать свои чувства». Этот крайний мещанский индивидуализм отнюдь не совпадал с позицией большинства членов Коммуны. Ведь в области просвещения Коммуна требовала внедрения граждански чувств, научного образования, изгнания религии и мистики и т. д.

¹ «Journal officiel», 10/V 1871.

Федерация художников опиралась и на положительные принципы и на реакционные положения. Как это часто бывает, практическая действительность и давление рабочих масс выправляли ошибочные установки Федерации. Бесспорно, что Федерация выполнила большую работу по чистке персонала художественных учреждений, хорошо поставила дело музеев, подготовила ряд мер для реорганизации художественного образования и частью осуществила их.

Надо отметить бережное отношение Федерации (и Коммуны) к охране художественных ценностей прошлого. На заседании Коммуны 12 мая Курбе предлагал передать в парижские музеи художественные ценности (бронзовые статуэтки и пр.) из дома Тьера (их было на 1,5 млн. фр.). Социалист-рабочий Демэ по этому поводу заметил: «Эти маленькие бронзовые изделия — прошлое человечества, и мы должны сохранить прошлое нашей культуры для строительства будущего. Мы не варвары» ¹.

Федерация художников, узнав, что администрация Лувра ведет какие-то переговоры с Версалем, постановила полностью распустить персонал Лувра и просила Коммуну провести обыск во всех помещениях, чтобы гарантировать, что в музее — только люди, назначенные федерацией. Обеспокоенная и судьбой Лувра и интригами Версаля, федерация художников обратила внимание Вайяна на планы подземных ходов Лувра и советовалась с членом Комитета общественного спасения Ранвье в целях обеспечения сохранности музея.

Несколько дней спустя многие члены Федерации боролись на баррикадах против версальцев.

Так Федерация художников, несмотря на свои мелкобуржуазные, прудонистские, анархические тенденции, внесла свою лепту в борьбу рабочего класса за социализм. Часть парижской интеллигенции — работники искусств — под общим руководством Коммуны включилась, таким образом, в общую борьбу.

Несмотря на саботаж, Коммуна сумела начать реорганизацию дела искусства. Как и во всех других случаях, она для этого прежде всего опиралась на самую массу — на художников, актеров — и на живой интерес к искусству со стороны рабочего населения Парижа. Поэтому открытие музеев и дворцов, широкое вовлечение зрителей в театры и на концерты были одной из первых забот Коммуны.

Кроме того, Коммуна хотела обуздать предпринимателей в области искусства, поставить во главе искусства людей, любящих дело, и объединить работников искусства (актеров, художников и др.) в специальные ассоциации.

Коммуна не успела заняться вопросами репертуара, но многие театры и концертные организации сами учли новые требования зрителей, их интерес к патриотической рабочей тематике, сатире на эксплуататорские классы и т. п.

В области искусства Коммуна только начала свою работу, но и в этой области она дала пример, который затем широко был использован, обогащен и развернут в Стране Советов.

¹ «Journal officiel» 13/V 1871.

§ 4. Борьба с церковью

Церковь — один из устоев бонапартистской империи — имела исключительное влияние в Париже. В эти годы в столице насчитывалось 69 католических церквей (не считая часовен и т. п.) и 42 церкви Других исповеданий (лютеранские, кальвинистские, баптистские и т. п.), Число церковных конгрегаций (т. е. монастырей, братств и пр ) достигало 101 (25 мужских и 76 женских); в них было 1233 монаха и 4712 монахинь ¹.

Но при всем том рабочие массы совсем не были религиозными. Корбон в своей книге издания 1863 г. правильно это отмечает: «Для нашего народа католические церемонии стали мертвой буквой. Народ посещает церкви только случайно — для крещения, свадеб и похорон; невнимательное и безразличное отношение к этим церемониям достаточно ясно показывает, что культ уже не затрагивает его душу... в мастерских царит дух атеизма... парижский рабочий — свободомыслящий». Народ «абсолютно равнодушен к небесным делам, но зато он непрерывно озабочен величайшими интересами этого света». Дума народа была только об одном — «о революции, которая откроет героическую эпоху труда» ².

Поэтому борьба против церкви п духовенства в период Коммуны была очень напряженной. Сигнал был дан декретом об отделении церкви от государства (2 апреля).

Буквально накануне опубликования этого декрета «Pére Duchêne» (в № 17 от 12 жерминаля) требовал от Коммуны решительных мер против попов: «Граждане члены Коммуны, вы обязаны вплотную заняться этими негодяями-попами. Вы не должны допускать, чтобы они плевали на детей народа и вколачивали в их головы мерзкие мыслишки, которые делают их рабами, вместо того чтобы сделать из них людей, и которые развивают приниженность, вместо того чтобы воз-будить чувство собственного достоинства... Нам не нужны больше всякие лежебоки с брюхами в комод, в то время как рабочие парни остаются худыми, как сухари. Ах, эти подлецы церковники! Если бы папаша Дюшен что-нибудь значил в правительстве, он бы живо наколол на вертел всех этих благословенных куропаток, которые ежедневно пьянствуют в виноградниках господних... Стране нужны деньги, черт возьми! А так как церкви являются государственными зданиями, пусть церковники платят аренду за свою поповскую лавочку».

Как были использованы церкви при Коммуне? Из 69 католических церквей было закрыто около 12—15 ³. Обычно закрытие церквей было связано с контрреволюционной деятельностью духовенства, которая обрывалась арестами.

Некоторые закрытые церкви были оставлены опечатанными, в других устраивались клубы. Например, церковь Сен-Пьер на Монмартре была закрыта с таким постановлением (видимо, исходившим от местной мэрии): «Ввиду того что попы являются бандитами и церкви являются притонами, где попы морально убивают народ и отдают страну в лапы гнусных Бонапартов, Фавров, Трошю и т. д.» — церковь закрыть ⁴.

¹ M. Du Camp, Paris, ses organes, ses fonctions et sa vie, v. VI, p. 274.

² Corbon, Le secret du peuple de Paris, P. 1863, p. 302—303, 406—407.

³ Растуль дает дифру 23, но это явно преувеличенная цифра. См. A. Rastoul, L'eglise de Paris sous la Commune, P. 1871, p. 301-302.

⁴ P. Fontoulieu, op. cit., p. 48.

Собрание клуба в одной из парижских церквей

В этой церкви была организована мастерская, где 50 женщин шили военную одежду, а в часовне была создана школа для девушек. Здесь же в начале мая шли женские собрания. Затем церковь превратилась в склад снарядов для обслуживания артиллерии Монмартрского холма. Во время баррикадных боев здесь находилось также караульное помещение.

В майские дни ряд церквей был использован под склады пороха, снарядов, припасов н пр., например, Нотр-Дам-де Круа, Сент-Амбруаз. Некоторые церкви были использованы коммунарами как бастионы, например, Сен-Пьер де Монруж. На колокольне установили пушку. Здесь, в церкви и на колокольне, произошла жестокая битва коммунаров с версальцами. Всех захваченных коммунаров убили на месте. Даже на другой день «кровь еще стекала по каменной лестнице колокольни, и куски человеческого тела прилипли к стенам» ¹.

В одной церкви был открыт лазарет. Две церкви в середине мая были использованы как тюрьмы, в том числе одна из них (Нотр-Дам-де Лоретт) для дезертиров: их было там до 300 человек.

Под клубы было использовано около 20 церквей, причем, как раньше было указано, обычно церковные службы в них продолжались.

Вообще Коммуна не вмешивалась в отправление церковных служб. Например, мы знаем афишу мэрии IX округа (1мая), где подчеркивалось, что не будет делаться никаких препятствий для богослужения в церквах, синагогах, молитвенных домах и т. д. Церковники, чтобы не привлекать к себе внимания, часто проводили службу без хора, органа и без колокольного звона (например в Нотр-Дам-де Лоретт).

¹ Р. Fontoulieu, op. cit., p. 209.

Одновременно с занятием или использованием церквей на общественные нужды происходила ликвидация конгрегаций, религиозных обществ взаимопомощи и пр. Например, в III округе вместо ликвидированного благотворительного бюро было создано Бюро коммунальной помощи, а в помещении конгрегации были размещены ясли и коммунальная аптека ¹. Аллеман рассказывает, как дело происходило в V округе: «Одновременно с введением светского обучения мы приступили к изгнанию духовных конгрегации из домов призрения. Операция производилась методически... Начали с учреждений, где содержались раненые и больные, старики и дети. Весьма значительное число врачей неожиданно предложило нам свои услуги... Комитет социалисток, возглавляемый поистине замечательной женщиной, гражданкой Бенуа сильно помог нам набрать персонал» ².

Поскольку духовенство занималось контрреволюционной деятельностью и организовало в ряде церквей склады оружия, Коммуна (часто по инициативе местной власти) производила систематические обыски в церквах и конгрегациях. Обыски были произведены примерно в 30—40 церквах. По имеющимся данным, все меры Коммуны против церкви были направлены главным образом против католической церкви как господствующей. Данных о закрытии или об обысках церквей других исповеданий нам не пришлось встретить. Например, протестантский пастор Прессансе ни одного слова не говорит об этом ³.

Другой очевидец тоже отмечает, что «некатолические культы (les cultes dissidents) никто не трогал, даже в самые мрачные дни Комитета общественного спасения»⁴.

Обыски в церквах производились по указаниям префектуры. Для обыска приходило 50—100 человек национальных гвардейцев. Как общее правило, коммунары брали только находящиеся в церквах деньги (выдавая расписки) и некоторые ценные вещи для отправки на Монетный двор или для продажи с аукциона. Значительная часть реквизированных ценных вещей была затем найдена, так как Коммуна не успела их переплавить в монеты. Даже враги Коммуны признавали, что никаких бесчинств, ни разгромов в церквах коммунары не производили. По словам Фио, «даже по признанию клерикальных историков производимые обыски не сопровождались никаким ущербом» ⁵. Фонтулье признавал, что «обыск производился тщательно, но с исключительной честностью» ⁶ (например, в часовне св. Духа). Католические историки определяли убытки от реквизиции обычно в сумме 1—3—4 тыс. франков на церковь.

Значительная часть обысков была произведена в середине и конце мая ввиду острого военного положения. Во время майских боев пострадало несколько церквей, но ни одна не сгорела.

Когда вследствие версальских зверств было решено взять заложников, несколько десятков священников было арестовано. Некоторые из них были арестованы в связи с контрреволюционной деятельностью ⁷.

¹ «Murailles politiques francaises», v. II, p. 467.

² Жан Аллеман, С баррикад на каторгу, стр. 50.

³ F. de Pressense, Les leçons du 18 mars, Paris 1871.

⁴ A. Rastoul, L'eglise de Paris sous la Commune, Paris 1871.

⁵ L. Fiaux, Histoire de la guerre civile, p. 255.

⁶ Fontoulieu, op. cit., p. 231.

⁷ Надо кстати отметить, что среди католического духовенства Парижа было немало польских священников — Желинский в Сен-Лоретт, Магеский в Сент-Элуа, Витовский и Желовицкий в Ассомпсион, Дутовский в Сен-Кристоф, Восневский и т. д. Недаром впоследствии Чарторыжский старался доказать, что не все поляк» были революционерами и коммунарами, как это утверждало русское посольство, насчитавшее 700 поляков участников Коммуны (см. «Enquête», v. III, р. 323—324).

Реквизиция церковных ценностей

В некоторых случаях попы организовали демонстрации прихожан против решений Коммуны. Наиболее яркий случай — столкновение прихожан с «клубистами» в Сен-Сюльпис. 10 мая прихожане пытались завладеть церковью, где шло заседание клуба. Отряд национальной гвардии пришел к церкви, но ушел, так как организаторы клуба хотели избежать кровопролития. Церковью завладели «верующие». На другой день с утра в церкви собрались и «клубисты» и «верующие». Одни пели «Марсельезу», другие — «Магнификат». Начались крики, шум, столкновения. Отряд национальной гвардии удалил «верующих», и клуб возобновил работу. Попов предупредили, что, если «верующие» снова начнут врываться в клуб, в них будут стрелять. После этого нападения на клуб прекратились. Днем шла служба, вечером заседал клуб.

Но такие столкновения были единичными, — ведь церковь Сен-Сюльпис находилась в центре аристократического Сен-Жерменского квартала, и поэтому здесь было много реакционных элементов. Обычно сколько-нибудь заметных протестов против занятия церквей под клубы или против арестов священников не было. Один раз торговки центрального рынка ходатайствовали перед Риго об освобождении священника соседней церкви, и Коммуна освободила его. Другого арестованного священника Риго сам освободил, поскольку было установлено, что он придерживался республиканских взглядов.

Попы церкви Нотр Дам де Виктуар начали организовывать подачу петиций Коммуне об открытии этой церкви, причем на заготовленных банках для подписей было составлено обращение в нескольких вариантах, где церковники ссылались на «свободу совести, признанную Коммуной» ¹.

¹ J. J. Barges, Notre-Dame-des Victoires pendant la Commune, P. 1889.

Из арестованных церковников было расстреляно во время майской недели только 18 человек.

Коммуна не успела провести все намеченные мероприятия для отделения церкви от государства. Наиболее полно было проведено отделение церкви от школы, хотя не все церковные школы были ликвидированы. Ликвидация конгрегаций тоже не была закончена, хотя ряд крупнейших общин был передан для муниципальных нужд. Десятки церквей были использованы для народных клубов и собраний.

Аресты церковников и обыски в известной мере обуздали контрреволюционную деятельность церкви. Попы попрятались, переоделись в штатское, убежали в Версаль. Церковное влияние на массы было почти парализовано. Попы боялись вытянуть наружу свое ядовитое жало. Одному из важнейших государственных институтов был нанесен тяжкий удар. С большой тактичностью, не оскорбляя чувства верующих, и в то же время очень энергично Коммуна отняла у церкви государственные функции. При это надо отметить, что большая часть мероприятий была проведена и контролировалась местными властями - мэриями, местныи органами полиции, национальной гвардией и т. д.

История сохранила имена некоторых активных борцов против церкви из парижской массы (не говоря об ораторах, систематически выступавших против церкви, частью упомянутых в главе о клубах). Например, активно действовал чертежник Лемуссю, член Интернационала, который провел ряд обысков и реквизиций в церквах (он был заочно приговорен версальцами к смерти).

Среди других коммунаров, боровшихся против церкви, назовем «коротконогого» (как его звали) Фруассара, Исидора Форестье, бывшего волонтера полка моряков, активного участника баррикадных боев, осужденного версальцами на смерть, и др.

Активность и инициатива масс помогли Коммуне провести и осуществить ряд решений против церкви.