§ 1. Кровавая неделя

Кровавая расправа с пролетарским населением Парижа с самого начала входила в план правительства Тьера. Генералы Тьера, руководители полиции и шпионажа, вдохновляемые буржуазией и «деревенщиной», мечтали жестоко отомстить рабочим, которые осмелились создать свое, пролетарское правительство.

Тьер решил провести быструю и кровавую расправу, как только войска войдут в столицу.

Д'Убри сообщал Горчакову 16 мая, что, по его сведениям (из прусских источников), «ближайшие бои будут весьма кровопролитны, поскольку версальцы решили не брать пленных». А в следующем письмо он добавлял, что «кровожадные настроения... разделяются французским правительством». Он писал: «Герцог Брольи в Лондоне (французский посол в Лондоне.— П. К.) одобрил их, прибавляя, что такой способ действия будет «более прост»» (!!) ¹.

Таким образом, план кровавого мщения был вполне готов. Уже 21—22 мая в округе Пасси версальцы расстреляли несколько сотен пленных и «подозрительных». На одном кладбище в квартале Отей было расстреляно и свалено в кучу 60 федератов. С каждым днем расправа над безоружными принимала все более зверский характер.

Нет сомнения, что Тьер дал твердые указания о массовых расстрелах. При этом, не рассчитывая на всех своих офицеров, он дал осооые директивы о расстрелах Мак-Магону, полицейским и специальным офицерам генерального штаба. Полицейские, расстреливавшие коммунаров в парке Монсо, на вопрос генерала Кленшана прямо ответили, что они имеют приказания из Версаля.

¹ «Царская дипломатия и Парижская коммуна», стр. 150—152. Брольи - точная транскрипция Бройль.

Капитан Гарсен, один из самых кровавых палачей Коммуны рассказывал, что в ряде мест, где происходили расстрелы, были прикомандированы специальные офицеры генерального штаба с миссией — арестовывать, допрашивать и расстреливать. Эти офицеры были непосредственно подчинены Мак-Магону.

Тьер предвкушал жестокую расправу. С обычным лицемерным ханжеством он говорил 23 мая в Национальном собрании: «Милостивые государи, мы — честные люди; правосудие будет осуществляться обычными законными путями. Будет действовать только закон, но он будет выполнен со всей своей суровостью» ¹.

А 25 мая он говорил: «После победы надо наказывать. Надо наказывать законным образом, но беспощадно», и снова повторял: наказывать надо «согласно закону, вместе с законом, через закон» ².

При выходе из Национального собрания Тьер объяснил депутатам (как рассказывает Окунев), что его прежние обещания повстанцам, которые сложат оружие, были вызваны «желанием не отягощать участи заложников», но, поскольку восстание подавлено, он предоставит все дело суду ³.

В этот же день в своей прокламации Тьер с кровожадным злорадством писал: «Почва Парижа завалена трупами. Надо надеяться, что это ужасное зрелище будет уроком для повстанцев, которые осмелились объявить себя сторонниками Коммуны» ⁴.

Версальские суды, действовавшие «по закону» Тьера, были просто орудиями массовых расстрелов.

В следственной комиссии по восстанию 18 марта Мак-Магон лицемерно заявлял: «Когда люди сдают свое оружие, их не надо расстреливать. Это ясно (cela était admis). К сожалению, в ряде мест забыли инструкции, какие я дал» (?!)⁵. Действительно, основательно забыли! Вернее, знали другие, фактические инструкции — о беспощадной расправе.

Все свидетели совершенно единодушно говорят о систематических зверствах версальцев, действовавших по единому, общему плану.

Капитан Гарсен, не обладавший хитростью и изворотливостью Мак-Магона, прямо заявил в той же комиссии, что он расстреливал всех, захваченных с оружием в руках ⁶. Но мы знаем также, что он расстреливал еще более зверски всех безоружных.

Окунев писал 30 мая Горчакову, что «большая часть их (повстанцев.— П. К.) была расстреляна на месте... Захваченных в плен повстанцев отводили в учрежденный в квартале ратуши, в театре Шателе, превотальный суд, и тут же во время заседания производилась над ними короткая расправа. Относительно небольшая группа пленных была отправлена в Версаль» ⁷.

¹ «L'armée de Versailles», p. 73.

² «Rapport d'ensemble etc.», p. 178—179.

³ «Царская дипломатия и Парижская коммуна», стр. 163.

⁴ «Murailles politiques française», v. II, p. 572.

⁵ «Enquête», v. III, p. 26.

⁶ Ibidem., v. II, p. 241.

⁷ «Царская дипломатия и Парижская коммуна», стр. 165.

Последний обыск у коммунара

По словам офицера версальской армии Езерского, 24 мая «массовые расстрелы на перекрестках и на набережных, требуемые общественным мнением, умножились». Бесчинства версальской солдатчины дошли до таких размеров, что Езерский даже провозгласил... «благодеянием» создание военных судов. Как действовали эти «спасительные суды», мы увидим дальше ¹.

Аббат Видье (автор реакционной «Истории Коммуны») писал: «Версальские солдаты часто были беспощадны к повстанцам, захваченным с оружием в руках: они расстреляли триста человек, спасавшихся в церкви Мадлен».

Все федераты, которые находились в этой церкви, были бесчеловечно расстреляны не во время боя, а после того, как их взяли в плен.

Газета «Siècle» писала 31 мая: «В последние дни пленники оставались в Париже. По правде говоря, их было весьма немного, — наши солдаты расстреляли почти всех, кто попался им в руки».

Эти инспирированные Версалем убийства всячески восхвалялись обезумевшей от ярости буржуазной прессой.

Например, газета «Le bien publique» (редактор — H. Vrignault), несколько раз закрывавшаяся Коммуной и выходившая под самыми различными названиями («Paix», «Anonyme», «Republicain»), писала 27 мая: «Мы требуем не реакции, а репрессий. Репрессий быстрых, суровых, безжалостных; репрессий против главарей; репрессий против солдат; против всех, кто только замешан... в преступлениях Коммуны... Никакой пощады! Никакой амнистии!.. Репрессий, суровых репрессий!»

Вой и дикое улюлюканье продажной прессы воодушевляли версаль-ских палачей. Те самые версальские шпионы и диверсанты, которые нe осмелились организовать обещанного Тьеру выступления против Коммуны, вовсю поработали, составляя списки подозрительных, выдавая коммунаров, участвуя в расстрелах.

¹ L. Jeziersky, Bataille des sept jours, p. 38.

Выгнанные из Парижа полицейские, жандармы, шпики появились на улицах столицы. Как говорит Пельтан, «полиция шла по пятам армии. Ее агенты маршировали сзади полков» ¹.

Кроме полиции, зачинщиками расстрелов выступали «хорошие» национальные гвардейцы, в свое время бежавшие из Парижа. Некоторые члены «партии порядка», прославившиеся своей трусостью, теперь проявляли свои сыскные способности, обшаривали дома и расстреливали кого попало.

Но к удивлению версальцев, даже часть буржуазии (особенно мелкой) встретила версальские войска враждебно или индифферентно.

Граф де Мен в своих показаниях правительственной комиссии говорил, что буржуазия проявляла «апатию, смешанную с враждебным чувством по отношению к правительству и против Национального собрания... После вступления в Париж мы рассчитывали, что буржуазия встретит нас как избавителей. А на самом деле мы были встречены в большинстве кварталов с невероятным равнодушием» ². Он пояснял, что эта враждебность к правительству объяснялась в значительной мере непопулярным законом об отмене отсрочек по векселям.

Другой свидетель, Гершпах, тоже удивлялся пассивности «здоровой части населения». При зрелище пожаров толпа «не выражала абсолютно никакого негодования, проявляла полное безразличие». На призывы помочь тушить пожар или спасти вещи Лувра никто не являлся ³.

Крупная буржуазия, зажиточные домовладельцы, заправилы банков и т. п., конечно, встретили версальские войска с ликованием и активно помогали расправе с пролетарским населением столицы. Расправа стала особенно жестокой, когда версальцы подошли к первым рабочим кварталам, и прежде всего к Батиньолю, который был занят 23 мая.

В эти же первые дни, 22—23 мая, версальцы установили два пункта для привода пленных и для массовых расстрелов — парк Монсо и Военную школу. Пельтан отмечает: «Расстрелы начались с первого же момента, согласно точным приказам, в соответствии с намерениями командования»⁴.

Уже 26 мая газета «Petite Presse» писала об этих двух пунктах расправы: «Осужденные... вынужденные перешагнуть через трупы тех, кто был расстрелян раньше, делают прыжок и сами командуют: огонь!»

Когда войска захватили второй рабочий квартал, Монмартр, зверства разыгрались с особой силой. Здесь была колыбель восстания 18 марта. Каждый житель этого квартала рассматривался версальцами как преступник. Здесь убивали направо и налево, на баррикадах, на всех площадях и перекрестках, во дворах и в домах. У Мулен-де-ла-Галетт группа федератов была захвачена врасплох и обезоружена. Кое-кого тотчас же убили, остальных отвели к северному склону Монмартра и расстреляли. У Шато-Руж, в этом же квартале, за одно утро Расстреляли 57 человек.

¹ С. Pelletan, La semaine de mai, P. 1880, p. 102.

² «Enquête», v. II, p. 277.

³ Ibidem., p. 763.

⁴ С. Pelletan, La semaine de mai, p. 39.

Особые зверства версальцы применяли около дома на улице Розье, где были 18 марта расстреляны солдатами генералы Леконт и Тома. Сюда, в маленький садик, сгоняли сотни людей. Их заставляли просить прощения перед стеной, где были расстреляны генералы.

«Пленников заставляли униженно склонять свои лица в пыли - не на одну минуту, а в течение долгих часов, почти целый день. Два ряда этих несчастных, среди которых были старики, дети и женщины подвергались этим мучениям публичного покаяния перед стеной. Щебень ранил им колена, пыль забивалась им в рот и глаза, их измученные тела немели, невыносимая жажда обжигала их пересохшие рты и обнаженные затылки... если кто-нибудь пытался шевелиться, если какая-либо голова приподнималась, если чье-либо колено выпрямлялось, удар приклада заставлял непослушного снова принимать прежнее положение» ¹. Когда пытка кончалась, часть арестованных расстреливали, часть посылали в Версаль. И в ряде других мест пленных заставляли становиться на колени перед церквами, перед решеткой Версальского дворца и пр.

Буржуазные историки и агенты Тьера пытались доказать, что расстрелы коммунаров начались только после того, как Коммуна казнила первых заложников, и после того, как начались пожары. Но первые пожары начались в ночь с 23 на 24 мая, и казнь первых заложников была проведена Коммуной тоже с 23-го на 24-е (казнь Шодэ и четырех жандармов), а затем с 24 по 25-е были расстреляны заложники в Ла-Рокетт. Расправа версальцев началась с первых часов вступления в Париж версальских войск.

Чем дальше продвигалась по Парижу версальская армия, тем более свирепой становилась расправа. В семинарии Сен-Сюльпис, где находился лазарет с 200 ранеными, версальцы убили доктора Фано и перестреляли половину раненых. В ряде других лазаретов были перебиты врачи, больные и раненые. В мэрии V округа версальцы перебили всех, кто там был, в том числе 12—14-летних мальчиков, которые служили посыльными.

В этом районе, около Пантеона и соседних улиц, солдаты арестовали 700—800 коммунаров и всех их расстреляли. На улице Школ лежала гора трупов; здесь было убито до 80 человек — детей, женщин.

Арестованных расстреливали под самыми различными предлогами. Расстреливали тех, кто носил штаны с красной полоской — форму национальных гвардейцев или башмаки фабрики Годийо (это была обувь военного образца, и тот, кто носил ее, считался дезертиром). Расстреливали тех, у кого был след на правом плече от ружейного приклада или запачканные или мозолистые руки — признак пролетарского происхождения.

Двор Коллеж де Франс тоже сделался местом массовых расстрелов. Арестованные стояли густой толпой, не шевелясь — им не позволяли садиться пли ложиться. Офицер вызывал арестованных, бросал им два-три вопроса и кричал: «Отправляйтесь!» (Allez!). «Allez!» — это значило смерть. Расправа шла день и ночь. И в других местах, где за-седали военные суды, расправа шла непрерывно. Тьер спешил. Расстрелы продолжались весь июнь.

¹ С. Pelletan, La semaine de mai, p. 68—69.

Суд над пленными коммунарами

Газета «Times» сообщала в номере от 30 мая, что на Марсовом поле в парке Монсо и в ратуше расстреливалось сразу по 50—100 человек. В Военной школе расстрелы, начавшись 22 мая, шли непрерывно две недели.

В Люксембургском дворце, в котором находился штаб генерала Сиссэ, действовал военный суд, где расстрелами руководил Гарсен. Он заявлял, что расстреливал всех иностранцев — итальянцев, поля-ков, немцев, голландцев.

Самые зверские расправы происходили в театре Шателе. «Суд» заседал здесь день и ночь. За неделю он приговорил к расстрелу от 2 до 3 тыс. человек. Расправой руководил полковник Вабр (бывший торговец углем), тот самый, который помогал 31 октября спасти Правительство национальной обороны от рабочих батальонов.

Толпа, стоявшая у театра, наблюдала, как через некоторые промежутки времени солдаты выводили из театра группу в 20—30 человек, женщин, детей, штатских и национальных гвардейцев. Их отводили в соседнюю казарму (Лобо) и расстреливали. Осужденные, проходя мимо толпы, которая их оскорбляла, шли, гордо подняв головы. Один очевидец этих сцен рассказывал: «Я видел, как из военного суда вышло шестеро детей под охраной четырех полицейских. Старшему не было и двенадцати лет, а младшему вряд ли минуло шесть лет. Несчастные дети плакали, проходя через дикую толпу негодяев, кричавших: «Расстрелять! Расстрелять! Из них после вырастут инсургенты!» Самый маленький был в сабо на босу ногу, и на нем были только панталоны и рубашка. Он заливался горючими слезами. Я видел, как они вошли в казарму Лобо (т. е. на расстрел.— П. К.)»¹.

Когда металлические ворота казармы закрывались за осужденными, начиналась дикая расправа. Пленных загоняли во двор, и солдаты стреляли в них, куда попало. Раненые, убитые и умирающие сваливались в одну кучу. Потом в упор пристреливали тех, кто еще был жив. Ручей свежей крови вытекал на улицу. Священник, благословлявший в казарме версальские расстрелы, в окровавленных башмаках выходил на улицу. Назавтра повторялись те же сцены.

Газеты писали, что кровавый ручей из этой казармы вливался в Сену. На несколько сот метров по течению можно было видеть узкую кровавую полоску. Это длилось несколько дней.

В тюрьме Мазас расстреливали сотнями. На Пер-Лашез убили всех, кого там захватили. Сюда приводили на расстрел сотни пленных. На кладбище было убито и расстреляно до 1600 человек. Многих расстреливали из митральез (на этом кладбище, залитом кровью коммунаров, был позднее торжественно погребен палач Коммуны — Тьер).

В тюрьме Ла-Рокетт, где Коммуной было расстреляно несколько десятков заложников, версальцы организовали особо жестокую расправу. Отсюда только за первые сутки было увезено 1907 трупов. В следующие дни расстрелы продолжались. В одну ночь было расстреляно 1300 человек. «Times» писала, что заложники были «полностью отомщены». В Шателе и в Ла-Рокетт было расстреляно около 7—8 тыс. человек.

¹ С. Pelletan, La semaine de mai, p. 224—225.

Агенты Версаля вели бешеную охоту, разыскивая членов и видных деятелей Коммуны. Было расстреляно несколько человек, которых шпионы выдавали за членов Коммуны. Версальские газеты и официальные сообщения то и дело объявляли о расстрелах Курбе, Бийорэ, Журда, Валлеса, Лефрансэ и др. Под именем Бийорэ расстреляли трех человек.

28 мая был захвачен в плен Варлен (на перекрестке улицы Лафайет и улицы Кадэ). Ему связали руки ремнем и в сопровождении улюлюкающей толпы несколько часов водили по городу с места на место — сначала к генералу Лавотри, потом на улицу Розье, оттуда к Монмартрскому холму и снова на улицу Розье. Он шел бледный, не говоря ни слова, с железным спокойствием. Когда он уже не смог больше идти, его стали волочить по мостовой. Его расстреливали почти в упор. Уже тяжело раненный, он поднялся с земли и прокричал: «Да здравствует Коммуна!»

Журналист Мильер был расстрелян у Пантеона. Солдаты заставили его стать на колени. Он открыл свою грудь перед выстрелами и воскликнул: «Да здравствует человечество!»

Мильера особенно искали, видимо, по указаниям Фавра, который не мог простить Мильеру его статей, разоблачавших гнусную карьеру этого проходимца (Фавра).

Версальцы расстреляли доктора Тони Муалена, директора консерватории Сальвадора и многих других людей, работавших вместе с Коммуной.

Даже враги признавали, что коммунары геройски боролись на баррикадах и мужественно умирали, если попадали в плен.

Палач Мак-Магон на вопрос, заданный ему в правительственной комиссии о моральном состоянии коммунаров после вступления версальцев в Париж, отвечал: «Повстанцы были чрезвычайно возбуждены. Некоторые из них сражались с невероятной энергией. Были такие, которые с красным знаменем в руках умирали на баррикадах. Казалось, что они считали своим священным долгом бороться за независимость Парижа» ¹.

Другой ярый враг Коммуны, Сарсе, писал в газете «Gaulois» от 13 июля: «Все женщины, которых расстреливали разъяренные солдаты, умерли с проклятиями на устах, с презрительной усмешкой, как мученицы, которые, принося себя в жертву, выполняют этим высший долг».

¹ «Enquête», v. II, р. 25.

Резко враждебная Коммуне газета «Etoile» писала: «Большинство не боялось смерти... Коммунары встречали ее спокойно, с пренебрежением, без ненависти и гнева, не оскорбляя расстреливавших солдат. Приниавшие участие в этих экзекуциях солдаты, которых я расспрашивал, единодушны в своих рассказах. Один из них сказал мне: «В Пасси мы расстреляли человек сорок этих каналий, Все они умерли как солдаты. Некоторые скрещивали руки на груди и высоко держали свои головы... Другие распахивали свои мундиры и кричали нам: Стреляйте! Мы не боимся смерти!»

И, наконец, еще одно свидетельство - секретное донесение, полученное русскими дипломатическими представителями в Брюсселе. В нем говорилось: «В Париже существует только одно мнение о беспримерной храбрости и бесстрашном сопротивлении коммунаров» ¹.

В эти тяжелые дни рабочие Парижа показали чудеса отваги и героизма. Они знали, что даже их поражение откроет человечеству новую дорогу.

Париж был завален трупами. Трупы лежали кучами на площадях, улицах, скверах, во дворах. Трупы были свалены на баржах, плыли по реке. Зловоние висело над городом. Тротуары и улицы были в крови.

В скверах, на пустырях наспех рыли неглубокие ямы, чтобы на время зарыть убитых. Там происходили трагические сцены. Очевидцы говорят: «...можно было слышать ужасный глухой шум и придушенные стоны... Спешили поскорее опорожнить повозки с трупами и в этих братских могилах было много живых, которые еще стонали» ². Раненые, сваленные в общую кучу вместе с мертвыми, погибали без помощи, в ужасной агонии.

Позднее версальцы пытались доказать, что число расстрелянных было не так велико, как говорили.

Реакционный историк Дю Кан, например, исчислял число убитых коммунаров в 6667 человек. Более правильными следует считать подсчеты К. Пельтана, который тщательно собирал данные о числе похороненных в эти дни на кладбищах, в укреплениях, скверах и т. д. Пельтан определяет число расстрелянных коммунаров в 30 тыс.

История Франции никогда не знала такого кровавого террора. В Варфоломеевскую ночь было убито несколько тысяч человек. За все время французской буржуазной революции конца XVIII в. было казнено в Париже 3,5 - 4 тыс. человек и во всей стране - не больше 10 - 12 тыс.

Так мстила буржуазия рабочему классу за его попытку создать пролетарское государство.

Академик М. Н. Покровский в своей книге «Франция до и после войны» (Л. 1924 г., стр. 76) допустил грубую ошибку в вопросе о версальских расстрелах. Он утверждал, будто буржуазия была совсем не причастна к версальскому террору. «Промышленная буржуазия просто из экономического расчета не стала бы так истреблять лучших рабочих Франции. Это распоряжалась «деревенщина»».

¹ «Царская дипломатия и Парижская коммуна», стр. 180.

² С. Pelletan, La semeine de mai, p. 229.

Вот поистине умозаключение в духе «экономического материализма»! Как будто буржуазия не бросила миллионы рабочих на войну, не расстреливала тысячи рабочих во время пролетарских восстаний, стачек, манифестаций. Покровский забыл одну существенную черту: в борьбе за власть, в борьбе против пролетарской диктатуры буржуазия идет на все.

Расстрел пленных, коммунаров версальцами на кладбище Пер-Лашез

§ 2. «Суды»

30 тыс. коммунаров — мужчин, женщин, детей — было убито версальцами. Число арестованных коммунаров достигало 50 тыс. Таким образом, вместе со скрывшимися из Парижа участниками Коммуны 90—100 тыс. жителей Парижа (главным образом, рабочих) выбыло из столицы. Целые кварталы и улицы опустели. Ряд категорий рабочих профессии на долгие годы совершенно исчез из Парижа.

Обыски и аресты, начавшиеся в Париже во время кровавой недели, продолжались долго. Иногда арестовывали жителей целого квартала, целой улицы, арестовывали целыми семьями.

Связанные веревками, пара за парой, пленники шли в Версаль. Генерал Галлифе осматривал партии арестованных. Он медленно переходил от колонны к колонне и высматривал себе жертвы. То он выделял стариков, заявляя, что «они уже видели одну революцию и поэтому виновнее других». То он выводил из рядов рабочего, смелый взгляд которого не нравился бонапартистскому генералу. Так, из одной колонны он выбрал 111 стариков, из другой — 60 пожарных, из третьей — 12 женщин свыше 70 лет. Другой раз отобрал всех раненых. Всех, кого выделял Галлифе, расстреливали.

Уцелевших от расправы Галлифе арестованных отправляли в Версаль. Один из арестованных рассказывал, что по дорогам между Парижем и Версалем, где проходили партии коммунаров, «население деревень... в общем скорее выражало симпатии пленным, чем проявляло враждебность» ¹.

Зато в Версале отношение к пленным было совсем другое. Здесь буржуазия организовывала дикие сцены издевательств. Улица, где проходили арестованные, сделалась местом прогулок. Арестованных заставляли становиться на колени в пыли и целовать ограду Версальского дворца, кланяться перед церквами. Буржуазная толпа вопила и кричала. Арестованным плевали в лицо, срывали с них шляпы и платки, били зонтиками и палками.

Вот как один очевидец, симпатизировавший версальцам, описывает процессию пленных коммунаров в Версале: «Это было человеческое стадо, истощенное, в лохмотьях, в кровавых пятнах. Здесь были сильные люди, и еще крепкие старики и вместе с ними несчастные калеки, скрюченные пополам или с усилием опиравшиеся на своих соседей. Одни были в башмаках, другие — в туфлях, третьи — босиком; одни были в кепках, другие — в помятых шляпах, многие шли с непокрытой головой, с развевающимися волосами, с горящими глазами» ².

Другой очевидец рассказывает: «Вот еще отряд арестованных. Впереди — группа женщин: уверенная походка, твердый взгляд, гордый и смелый вид... Сзади — мужчины попарно, посередине — длинная веревка, за которую они держатся руками; их сдавливает двойной ряд кавалеристов, которые держат револьверы наготове... Еще и еще женщины... На руках у одной из женщин ребенок... совсем маленький... он плачет...» ³

«Times» в номере от 29 мая описывала такую сцену. Женщина ударила зонтиком одного из арестованных. Он гордо ответил толпе: «Вы храбры, потому что я пленник; если бы я был свободен, ни один из вас не осмелился бы посмотреть мне прямо в лицо».

Пленных, отправленных в Версаль, размещали где попало. Одной из тюрем была Сатори. Здесь часть арестованных была размещена в подвалах трех зданий, другие — прямо на дворе, в грязи и пыли. Если кто пытался приподняться с земли, в него стреляли. В окружающих стенах были проделаны амбразуры, в которых торчали митральезы и ружья солдат. 24 мая в Сатори загорелась солома подстилок, и версальские палачи послали туда солдат, которые расстреляли на месте 300 человек.

Арестованных размещали также в конюшнях, в Оранжери, в манеже Сен-Сирской школы, на соседних фермах и т. д. Здесь также производились расстрелы.

¹ Ed. Monteil, Souvenirs de la Commune, P. 1883, p. 137.

² L. Dupont, Souvenirs de Versailles, p. 91.

³ Ludovic Halevy, Notes et souvenirs, P. 1888, p. 13.

Итоги 1871 года (с литографии художника Домье)

Правительство организовало 23 военных суда, выносивших по нескольку сот и даже по нескольку тысяч приговоров в месяц. Судебные процессы над коммунарами шли в течение ряда лет. К 1 января 1875 г. военные суды рассмотрели дела о 46 835 участниках Коммуны. Было осуждено (частью заочно) 13 450 человек, оправдано — 2445 и прекращены дела на 23 727 человек (об остальных сведений нет). Были приговорены к смерти 270 человек, к каторге — 410, к ссылке — 7495, к тюремному заключению — 3393, к заключению в крепости — 1267 человек и т. д. ¹

Оправданные, освобожденные отдавались под надзор полиции.

Десятки тысяч арестованных оставались в тюрьмах долгие месяцы. С декабря 1871 г. заработали 23 военных суда, выносивших по 300 приговоров в месяц. К 1 января 1872 г. был объявлен 2 591 приговор. С 1 марта 1872 г. суды начали выносить по 2 тыс. приговоров в месяц. К годовщине разгрома Коммуны было вынесено 10500 приговоров и 1150 дел было прекращено. На 1 июля 1872 г. оставалось еще 19280 нерассмотренных дел; в дальнейшем это число еще увеличилось.

Официальные данные об арестованных, несмотря на очень неточные подсчеты и малоудовлетворительную классификацию, приводят нас к интересным выводам.

¹ «Rapport d'ensemble du général Appert... », p. 246.

Данные об арестованных (в докладе генерала Аппера) касаются 36 309 человек. Из них рабочих было 16835, т. е. около половины. Общее число служащих по этим данным нельзя установить, но, например, торговых служащих было почти 3 тыс. (2938), интеллигентов — 1725. Другим показателем о социальном составе коммунаров является уровень образования: неграмотных было 4008, малограмотных — 21004, с высшим образованием — 746. Таким образом, и по этим данным три четверти арестованных принадлежали к рабочему классу, к служащим и мелкой буржуазии. Число интеллигентов было ничтожно — около 5%.

Из 36309 человек 22807, т. е. две трети, принадлежали к рядовым национальной гвардии. Таким образом, главную массу арестованных составляли солдаты Коммуны. Половина национальных гвардейцев была из рабочих (10582 — это только приблизительный подсчет), торговых служащих было 1581, интеллигентов — 62. По образованию; неграмотных — 2811, малограмотных — 14 531, с высшим образованием — 99. О социальном положении значительной части национальных гвардейцев сведений нет. Сопоставляя данные об образовании и пр., можно предположить, что около трех четвертей национальных гвардейцев было из рабочих и служащих и около одной четверти вышло из рядов мелкой буржуазии, интеллигенции и т. д. Число национальных гвардейцев, имевших от 41 до 60 лет, достигало значительной цифры — 6756, т. е. почти одной трети. В этой возрастной группе находились тысячи рабочих, участников июньских боев 1848 г. Больше половины национальных гвардейцев (12 606) имело от 21 до 40 лет. Молодежи до 21 года было свыше 3 тыс.

Данные примерно о 6,5 тыс. человек командного состава национальной гвардии показывают, что почти одна треть командного состава происходила из рабочего класса (около 2300) и 808 с лишком — из торговых служащих. Таким образом, рабочая прослойка была здесь меньше, чем в самой национальной гвардии.

Если разделить командный состав на три группы: ведущую группу (от генерала до батальонного командира), среднюю (от капитана до младшего лейтенанта) и низшую (унтер-офицеры), то рабочая прослойка (считая и служащих) не будет существенно выделяться. Из 310 человек первой группы было 72 рабочих и 80 торговых служащих (т. е. половина); из 4321 человека второй группы рабочих было 1725 и торговых служащих 623, т. е. тоже около половины; из третьей группы в 1965 человек рабочих было 522 и торговых служащих 220, т. е. несколько больше одной трети. Таким образом, рабочая прослойка была более ощутительна в первых, высших группах ¹.

Из 438 руководящих работников Коммуны (членов Коммуны, членов Центрального комитета национальной гвардии и т. д.) рабочих было 165 и торговых служащих 134, всего около двух третей; журналистов, медиков, инженеров и пр. было 50, разных — 84.

Значит, в руководящей верхушке Коммуны роль рабочих и служащих была гораздо более значительна. Половина этих работников — 237 человек — имела от 21 до 40 лет и 170 человек — от 41 до 60 лет.

¹ В указанных подсчетах я условно присчптываю к группе рабочих половину арестованных из категорий — булочники, мясники и пр., так как в официальных цифрах рабочие и хозяева объединены. Несомненно, что большая часть арестованных из этих групп были рабочие. Поскольку данные генерала Аппера очень общи, я не считал возможным давать более развернутые группировки по социальному составу арестованных.

Таблица арестованных по профессиям не дает ясного указания о классовом составе, так как хозяева мелких мастерских, служащие и рабочие помещены в общую группу, если они принадлежали к одной и той же профессии. Но некоторые данные можно извлечь и из этой таблицы. Например, обращает внимание незначительная цифра студентов — 43 человека. Как мы знаем, большая часть учащихся высшей школы была враждебна Коммуне, и ей помогала главным образом некоторая часть студентов-медиков. К группе интеллигенции относятся 15 адвокатов, 108 архитекторов (здесь явно включены в списки не собственно архитекторы, а техники, может быть и служащие, связанные со строительством), 97 артистов (вернее, работники эстрадного жанра и артисты ярмарочных театриков), 157 музыкантов, 65 литераторов (журналистов), 49 инженеров, 106 учителей, 51 книготорговец (сюда, конечно, включены вообще лица, связанные с книжным делом), 45 медиков, 48 художников (в эту группу вошли и работники, связанные с художественными ремеслами).

В группе интеллигенции находилась, таким образом, не зажиточная буржуазная интеллигенция, а главным образом менее состоятельные категории — учителя, техники, рядовые артисты, музыканты, медики, студенты и пр.

К группе мелкой буржуазии надо отнести 112 собственников (ви-димо, домовладельцев), 180 торговцев в разнос, 530 торговцев вином, 130 негоциантов, 115 продавцов лимонада, 102 подрядчика.

Если взять только те профессии, где было не меньше 30 арестованных, то и тогда мы насчитаем 124 профессии. Среди арестованных рабочих самой многочисленной группой были поденщики — 2901, слесари-механики — 2664, каменщики — 2293, столяры — 1657, сапожники — 1491, домашняя прислуга — 1402, кучера — 1024, маляры — 863, печатники-литографы — 819, портные — 681, резчики по слоновой кости — 636, каменотесы — 766, землекопы — 584, ювелиры — 528. Отдельно отметим 1598 торговых служащих, 1065 коммивояжеров, 740 военных. Таковы главные профессии (свыше 500 человек). В этих самых многочисленных группах обращает внимание большой процент рабочих строительного дела. Характерно, что это не фабричные рабочие (кроме слесарей), а главным образом ремесленники, чернорабочие, прислуга и пр., т. е. категория пролетариата, связанная с мелким производством.

Рассмотрим теперь группы рабочих, в которых было не меньше 100 арестованных (не включая категорий, перечисленных выше). Строительных рабочих насчитывается 1618 (плотников — 382, кровельщиков — 322, каменоломщиков — 202 и др.), рабочих, связанных с обработкой металлов, — 1551 (кузнецов — 384, литейщиков — 224, жестянщиков — 227, медников — 197 и др.), рабочих пищевой промышленности — 811 (поваров — 297, мясников — 163, булочников — 123 и др.), типографских рабочих — 571 (граверов — 182, печатников — 159, картонажников — 124, переплетчиков — 106, не считая указанных выше печатников-литографов) и т. д. Из других групп назовем чернорабочих — 472, кожевников — 347, садовников — 230, бочаров — 196, горшечников — 188, часовщиков — 179, обойщиков — 171.

Таким образом, объединяя крупные и мелкие группы, мы имеем строительных рабочих 5240 (не включая сюда землекопов и столяров), рабочих по металлу — 4215, поденщиков и чернорабочих — 3373.

Цифры генерала Аппера дополняются данными муниципального обследования Парижа, проведенного вскоре после гибели Коммуны: «Сапожное производство, в котором было 24 тыс. французских рабочих, потеряло 12 тыс. убитыми, арестованными и эмигрировавшими. В производстве готового платья число недостававших французских рабочих превысило 5 тыс. Потери мебельного производства в предместье Сент-Антуан достигли примерно 6 тыс. человек... Все маляры-мастера должны были быть замещены учениками... отсутствовало 3 тыс. кровельщиков, свинцовых и цинковых дел мастеров. Производство бронзы недосчитывало 1500 лучших своих рабочих. Такие же потери отмечены были среди механиков и рабочих по металлу. Маляры вывесок, обычно изобиловавшие, совершенно отсутствуют». Такая же картина наблюдалась и в области производства так называемых «парижских изделий» («objets de Paris») ¹.

Надо еще добавить, что после Коммуны промышленники стали усиленно привлекать в Париж иностранных рабочих, особенно немцев.

Эти данные ясно характеризуют тяжелые потери рабочего класса в столице. Одновременно они точно определяют физиономию парижского пролетариата. Рабочие — участники Коммуны были в основном ремесленники, кустари или работали в мелких предприятиях. Рабочих крупных предприятий было немного. Характерен большой процент строительных рабочих. Значительная часть их прибыла из провинции. Большей частью это были сезонники. Раздробленность и распыленность парижского пролетариата чрезвычайно препятствовала созданию революционной рабочей партии. Мелкобуржуазное влияние на пролетариат еще более давало себя чувствовать.

Несколько слов добавим об арестованных детях. По данным доклада капитана Гимара, число арестованных детей достигло 651 (по данным генерала Аппера — 538). По большей части это были дети 15 — 16 лет (таких 463), но были и 14-летние — 103, 13-летние — 47, и дети от 7 и до 12 лет — 38. 87 детей судились версальскими судами.

Часть этих ребят была из провинции и застряла в Париже из-за осады, закрытия мастерских, бегства хозяев. В известном смысле это были беспризорные. Примкнули к восстанию, конечно, и дети, жившие с родителями, — они шли на баррикады вместе с отцами, матерями, братьями и сестрами. В первые недели Коммуны только небольшое число ребят было на боевых линиях или в рядах батальонов национальной гвардии. Но между 10 и 20 мая сотни мальчиков взялись за оружие, записались в батальоны и затем героически боролись на баррикадах. Капитан Гимар признает героизм и упорство этих детей Коммуны. Военным следователям, несмотря на все их застращивания, дети обычно ничего не говорили. «Дети замыкались в себе и систематически все полностью отрицали или сочиняли какое-нибудь неизменно повторяемое объяснение, от которого никаким образом они не отступались» ².

Реакционеры всех стран одобряли дикое, бесчеловечное истребление парижского рабочего населения. Александр II в разговоре с французским послом Габриаком заявил по адресу Тьера: «То, что сделало только что его правительство для подавления парижского восстания, обеспечивает ему мои симпатии, также как и симпатии всех порядочных людей» ³.

¹ Луи Дюбрейль, Коммуна 1871 года, стр. 314—315 (в московских библиотеках материалов этого муниципального обследования нет).

² «Enquête», v. III, р. 315.

³ «Царская дипломатия и Парижская коммуна», стр. 167.

Республиканская Франция и версальская контрреволюция (с литографии художника Домье)

Так как часть коммунаров успела скрыться из Парижа, версальское правительство стало добиваться у других правительств выдачи эмигрантов-коммунаров. Фавр в своем циркуляре особенно подчеркивал опасную роль Интернационала: «Интернационал — это сообщество для войны и ненависти... Интернациональная ассоциация рабочих является одной из самых опасных, и все правительства должны ею заняться» ¹.

Правительства ряда стран (Германии, Австро-Венгрии, Испании, России и др.) активно вмешались в борьбу против Интернационала и поддержали предложения Фавра о выдаче эмигрантов-коммунаров Тьеру. Когда заместитель Горчакова Вестман заявил французскому послу в Петербурге: «Мы почти не будем иметь случая заняться этим вопросом», Александр II сделал свою пометку: «Напротив». А около фразы: «Нужно думать, что члены Коммуны французы не отправятся укрываться в России», он написал: «Как знать!» Царь сделал такую общую резолюцию: «Я рассматриваю этот вопрос как вопрос самой большой важности для будущности всех правительств» ².

¹ «Le dossier de la Commune», Paris 1871, p. 6—7.

² «Царская дипломатия и Парижская коммуна», стр. 175—176.

Даже в странах, которые раньше давали приют политическим эмигрантам, например, в Швейцарии и Англии, было сильное течение за выдачу коммунаров французскому правительству. Конечно, доводы были лживые: коммунары повинны в уголовных преступлениях — в пожарах, в кражах и т. п.

Генеральный совет Интернационала во главе с Марксом развернул энергичнейшую борьбу в защиту прав коммунаров-эмигрантов, организовывал переезды их из Франции в другие страны, оказывал им широкую материальную помощь и т. д. ¹

Кровавая расправа буржуазии с парижскими рабочими показала всему миру, что захват власти пролетариатом является для господствующих классов самой величайшей опасностью, против которой они готовы идти на все — на предательство родины, на союз с чужеземным хищником, опустошившим страну, на самую зверскую расправу с трудящимися.

Для пролетариата эта расправа 1871 г. была рубежом, знаменовавшим новый этап истории — гибель первои диктатуры пролетариата гибель, которая бросила зерно для будущей победы социализма в одной шестой части мира — СССР.

¹ См. брошюру С. Кана, Маркс как организатор помощи жертвам версальского террора, М. 1933. В брошюре использованы архивные материалы ИМЭЛ.