§ 1. Осада Парижа

После сдачи Седана III и IV прусские армии двинулись к столице. 18 сентября началась осада Парижа. К моменту осады в столице насчитывалось около 125 тыс. человек регулярных войск (13-й и 14-й корпуса пехоты плюс моряки и артиллеристы), 115 тыс. мобильной гвардии, 20 тыс. жандармов, таможенной стражи, инженерных войск и т. п. Число батальонов национальной гвардии к концу сентября достигло 254, т. е. под ружьем было 250—300 тыс. национальных гвардейцев. Таким образом, для обороны Парижа к концу сентября можно было использовать около 500 тыс. человек.

С точки зрения военной эти силы были очень разнородны. Из регулярных войск 35-й и 42-й полки состояли из малообученных солдат разных департаментов, недоверчиво относившихся к парижанам и не скрывавших своего враждебного отношения к национальной гвардии. Наиболее надежными частями для правительства были моряки (15 тыс.) и артиллеристы.

Мобили, находившиеся в Париже, были по большей части крестьяне и виноградари, наспех отправленные в столицу, из разных департаментов. Они явились в своих блузах и сабо. Это были люди крепкие, широкоплечие, тяжелые на подъем. Они были малограмотны, терялись среди парижской толпы и не имели никакого представления о жизни города — о рабочих организациях, о происходившей борьбе под лозунгами Коммуны, против правительства.

Париж имел крупные и сложные укрепления. Вокруг города шел укрепленный вал длиной в 34 км с 94 бастионами. Этот крепостной вал в 6 м толщиной имел эскарпы в 10 м высотой. Вокруг вала шел ров в 15 м шириной. Бастионы, как и часть вала, были обложены камнем. Внутри этого кольца шла военная дорога в 7 м шириной. Кроме того, внутри крепостного вала весь город окружала железная дорога.

Вне Парижа, в 1.5 — 5 км от крепостного вала, было размещено 15 фортов (считая Венсенский замок — 16). Главная их масса была расположена с востока и с юга. К северу, западнее от Сен-Дени, фортов не было. На западе находился один крупный форт — Мон-Валерьен.

Каждая сторона форта имела по 180—350 м. В каждом форту были помещения для солдат, склады для снарядов и продовольствия, разного рода подземные сооружения и т. д. Между фортами были расположены редуты и другие укрепления.

Анализируя систему парижских фортов, Бланки отмечал, что они были построены не ради войны с чужеземцами, а для подавления гражданской войны. Он указывал, что особенно сильно укреплены многочисленные форты на востоке и северо-востоке, где они располагаются рядом рабочими кварталами. Единственный западный форт — Мон-Валерьен, по его мнению, был базой для обстрела рабочих районов.

Бланки считал, что форты могут быть разрушены осадной артиллерией. Он предлагал использовать опыт севастопольских укреплении и тактику русских войск во время Севастопольской кампании.

В целом, конечно, система парижских укреплений давала большие шансы для обороны при правильной активной тактике.

Энгельс в своих «Заметках о войне» (XVI) отзывался очень хорошо о системе укреплений Парижа: «Укрепления сами по себе являются образцовыми»¹.

Надо добавить, однако, что целый ряд дополнительных оборонных работ не был выполнен. Эти работы передавались подрядчикам, которые на этом хорошо наживались, но строили укрепления спустя рукава. Организатор этих работ — военное министерство — не интересовался делом, офицеры и инженеры там никогда не появлялись. Видимо, строили эти дополнительные укрепления больше для успокоения населения.

Всякого рода вооружения в Париже было совершенно достаточно. В некоторых фортах были поставлены морские орудия, стрелявшие на 4—8 км. Впрочем, целый ряд орудий крупного калибра не использовался почти до самого конца осады.

По инициативе рабочих был начат сбор денег на отливку пушек для национальной гвардии и для укреплений. В начале осады у Парижа были только полевые пушки регулярных полков, а уже в битве при Шампинье (2 декабря) были пущены в дело сотни пушек, в том числе и пушки нового типа. Сбор денег на пушки (главным образом в рабочих кварталах) был произведен буквально в несколько недель (стоимость пушки была около 5 тыс. фр.). Отливка пушек выполнялась несколькими частными заводами.

На складах военного ведомства имелось достаточно ружей, правда, различных систем. Не было недостатка ни в патронах, ни в снарядах, так как в городе были свои пороховые заводы и мастерские для изготовления снарядов и патронов.

Отсутствовало главное — руководители Правительства национальной обороны не хотели сражаться и не собирались по-настоящему вести

Энгельс указывал, каким образом можно было с успехом вести оборону столицы: «...Активная защита такой большой крепости, как Париж, требует маневрирования большими силами в открытом поле, правильных боев на известном расстоянии впереди прикрывающих фортов и попыток прорваться через линию обложения или воспрепятствовать ее замыканию».²

¹ К.Маркс и Ф.Энгельс, Соч., т. XIII, ч. II, стр. 84.

² Там же, стр. 86.

Энгельс поэтому указывал, что войска надо держать не внутри города, а вне крепостной стены. Надо сказать, что в первые недели осады цепь прусских войск была очень слаба, и вокруг столицы было вряд ли больше 100—120 тыс. неприятельских солдат. Даже в начале января, когда пруссаки имели под Парижем около 220 тыс. человек, Энгельс указывал, что активная оборона вполне возможна, что удобный момент для вылазок налицо.

Бланки в своей газете «Patrie en danger» тоже защищал идею активной обороны. Он предлагал, например, разместить войска перед фортами в укрепленных лагерях. Бланки, подчеркивая значение артиллерии говорил, что пруссаки в первую очередь смогут бомбардировать левый берег Сены (что в действительности и произошло).

Бланки предлагал также совершенно иначе организовать национальную гвардию: теперь она не военная сила, а «иррегулярное войско», «это не армия, а процессия».

Бланки предлагал создать компактные батальоны в 500 человек (из восьми рот). «Два-три батальона составляют полк, два полка - бригаду, две бригады — когорту, две когорты — дивизию.»¹ Это было конечно, вполне разумное предложение.

При наличии отличных укреплений и военного вооружения, а также полумиллиона вооруженных парижан Париж при умелой организации, конечно, мог бы вполне успешно вести оборону и имел шансы закончить войну более или менее благоприятным образом.

Но Правительство национальной обороны менее всего интересовала оборона Парижа и война вообще. Оно собиралось под любым предлогом быстро заключить мир с пруссаками, чтобы обрушиться на рабочих. Неофициальный член правительства монархист Тьер с первых чисел сентября был послан с дипломатическим поручением к правительствам Лондона, Вены, Петербурга и в другие столицы для подготовки мира.

Уже 5 сентября правительство на своем заседании обсуждало вопрос о подготовке страны к заключению мира. 8 сентября кабинет снова обсуждал условия мира.

Через несколько дней после начала осады Парижа министр иностранных дел Фавр встретился с Бисмарком в окрестностях столицы для переговоров о мире, но ничего не достиг.

В течение всей осады активность Фавра, Тьера, Трошю и других была прежде всего направлена к прекращению военных действий любой ценой. Для прикрытия этих мирных переговоров был пущен в ход так называемый «план Трошю». Буржуазная печать стала рекламировать какой-то, только самому Трошю известный, «план» защиты Парижа и победы над пруссаками.

Маркс в письме к Кугельману от 4 февраля 1871 г. писал о «плане Трошю», что господа из Правительства национальной обороны «...дали возможность этому «sabre ortodox, cretin militaire» [солдафону и идиоту], - как Бланки верно охарактеризовал Трошю, осуществить его «план». А план этот состоит просто в том, чтобы протянуть пассивное сопротивление Парижа до крайности, т. е. до starvation-point [когда голод заставит сдаться], наступательную же борьбу ограничить, напротив, притворными маневрами, «des sorties platoniques» [платоническими вылазками]»².

¹ «Patrie en danger» № 4, 10/IX 1870.

² К.Маркс и Ф.Энгельс, Соч., т. XXVI, стр. 90.

На заседаниях правительства Трошю то и дело выступал против всякой активной обороны. 24 сентября он заявлял, что попытка национальной гвардии сделать вылазку — «дикое сумасшествие». 22 декабря он возражал против изготовления пушек: «сумасшествие с вылазками сменяется сумасшествием с пушками», пушек-де достаточно, а не хватает артиллеристов. 12 ноября Трошю «напоминал, что он с самого начала характеризовал сопротивление Парижа без наличия вспомогательных армий как героическое безумие»¹. И так изо дня в день Трошю дезорганизовывал оборону.

В своей книге он заявляет: «Когда я после 4 сентября взял в свои руки дело героической обороны, я знал, что оно безнадежно в военном отношении и в политическом»².

Заявления Трошю выражали общее (скрытое пли явное) мнение всех видных членов правительства «национальной измены» (кроме Гамбетты, но его скоро отправили из Парижа на юг).

Эта разлагающая работа Трошю и его соратников имела основной задачей добиться капитуляции Парижа и мира и затем приступить к расправе с народными массами Парижа.

Энгельс в своих «Заметках о войне» (XXXVIII) указывал: «Мы не должны забывать, что Трошю орлеанист и как таковой боится, как огня Ля Виллета, Бельвиля и других «революционных» кварталов Парижа. Он боится их больше, чем пруссаков»³.

Сатирическая песенка о «плане Трошю», распевавшаяся в Париже, заканчивалась припевом как бы от имени Трошю: «Богачи, буржуа, ничего не опасайтесь! Поверьте мне, все идет хорошо».

Правительство «национальной измены» добивалось срыва всех мероприятий по вооружению Парижа, развала организации продовольствия и снабжения. Оно старалось максимально охранить права и привилегии имущих классов: возражало против карточной системы и реквизиции продовольствия, занятия пустующих квартир и т. д.

Чувствуя свою слабость, Правительство национальной обороны с самых первых дней своего существования опасалось создания какой-либо власти в столице, опирающейся на массовые выборы. На заседании правительства 7 сентября была единодушно отвергнута мысль о выборности мэров в округах Парижа.

На заседании правительства 15 сентября была отмечена опасность возникавших в это время комитетов бдительности при окружных мэриях. Тут же было подтверждено решение никоим образом не допускать выборов в муниципальные советы (центральный и окружные). Мнение правительства было мотивировано в речи Ферри тем, что, «как только муниципальные советы будут избраны, они могут оказаться в оппозиции к правительству, так как они получат от населения более новые полномочия»⁴.

Особенно боялось правительство Центрального муниципального совета. «Это будет источником конфликтов с правительством, вредным

¹ См. записи заседаний Правительства национальной обороны в указанные даты в "Actes", v. I.

² Général Trochu, Oeuvres posthumes, Tours 1896, v. 1. p. 332.

³ К.Маркс и Ф.Энгельс, Соч., т. XIII, ч. II, стр. 257.

⁴ «Actes», v. I, р. 67.

Особенно боялось правительство Центрального муниципального совета. «Это будет источником конфликтов с правительством, вредным для дела обороны»¹. Конечно, дело шло не об обороне, а об охране привилегированного положения правительства.

Та часть правительства, которая была выбрана в особую делегацию на юге Франции («Турская делегация»), точно так же отменила всякие муниципальные выборы в стране.

Зато правительство усиленно занималось укреплением полицейских сил в столице. После 4 сентября полиция попряталась (к тому моменту было 11 тыс. полицейских в форме и, вероятно, почти столько же секретных агентов). По словам Трошю, чтобы «спасти их жизнь», полицейских удалили из Парижа и создали из них военный отряд. Часть этих неожиданных «солдат» была затем использована в борьбе против Коммуны.

Трошю вздыхал, что это исчезновение старой полиции поставило столицу в большую опасность: «Улицы оказались в руках толпы, суды не функционировали, все учреждения, ведавшие общественным порядком, нравами, здравоохранением, почти бездействовали» ².

Трошю подчеркивал, что его беспокоила именно эта активность толпы, которая могла теперь организовывать свою жизнь, как хотела. Свидетели единодушно отмечают, что во время осады (как это было затем и при Коммуне) резко уменьшилась преступность. По словам мэра X округа Дюбайя, «во время осады фактически не было нужды в полиции, не было ни крупных краж, ни покушений на жизнь и собственность». Свидетель добавлял, что все «беспорядки» неизбежно сводились к нападениям в целях забрать оружие. «Префектура была совершенно беспомощна, полицейские комиссары сидели смирно и опасались, как бы их не схватили»³. В рабочих кварталах столицы полиция совсем не играла никакой роли.

Полиция не только боялась появляться (в форме) в рабочих кварталах, но на ряде улиц она могла ходить только по одной стороне и на другую сторону опасалась переходить, потому что там был другой округ, где мэрии организовали свою полицию. Даже в ратуше под давлением национальной гвардии были сняты полицейские посты и установлены посты национальной гвардии.

Вместо прежних полицейских правительство под руководством префекта полиции Кератри организовало новую полицию («gardiens de la paix»). Но этих полицейских к середине ноября приняли только пять округов Парижа, остальные их не допустили.

Сами организаторы новой полиции признавали, что эти полицейские «представляли собой меланхолические фигуры» (Шоппен). Один остроумный очевидец рассказывает, что во многих случаях это были все те же старые бонапартистские полицейские, но сбрившие усы и бороды, в нескладных кепи. Они ходили по улицам с грустным видом, точно они сами больше всего боялись и воров и прохожих. Они сразу убегали, как только видели возбужденную толпу, драку или что-либо подобное. «Они могли довольно спокойно прогуливаться в благоразумных (т. е. буржуазных.— П. К.) кварталах, но в рабочих кварталах их даже не видели — они опасались там появляться, потому что их бы там освистали, выгнали вон и, может быть, даже прикончили»⁴.

¹ «Actes», v. I, р. 67.

² «Actes du gouvernement» de la défense nationale», Vers. 1872, v. I, p. 289 (показания свидетелей).

³ «Enquête», v. II, p. 350—351 (показания Дюбайя).

⁴ «Journal de Fidus», P. 1889, v. I, p. 126, 164, 205.

Рабочее население и некоторые мэрии под давлением комитетов бдительности сами организовали контроль за порядком в своих округах. 18 сентября генеральный секретарь полиции Дюбуа докладывал правительству, что в городе происходят многочисленные аресты и обыски, проводимые «не уполномоченными на то лицами». Растерявшийся префект полиции Кератри начал даже предлагать ликвидацию префектуры полиции «как аморальную и опасную» и беспрестанно подавал в отставку. На заседании правительства 11 октяоря (вскоре после первых демонстраций) произошли бурные дебаты о бессилии полиции. Кератри, предлагавший арестовать Бланки и Флуранса, констатировал, что полицейские агенты отказались идти в Бельвиль, опасаясь национальных гвардейцев Флуранса. Кератри был заменен Аданом.

Адан начинает с того, что восстанавливает политическую полицию (т. е. набирает па работу бывших агентов империи). 600 бывших полицейских, посланных в армию, возвращаются (в новых костюмах) на полицейскую работу. Адан взял на работу охранников из специальной охраны Наполеона III.

Но через три недели, после восстания 31 октября, вместо Адана появился новый префект полиции, Крессон (полицейская чехарда продолжалась и дальше: Крессона заменил 11 февраля Шоппен, а 16 марта — Валантэн). Правительство все время искало для борьбы против революционного движения человека понадежнее. Крессон потребовал, во-первых, принять па службу 1200 старых сержантов и, во-вторых, иметь на случай восстания не только все военные силы, но и артиллерию. Этот французский Трепов готовился к борьбе против рабочих в большом масштабе. Трошю одобрил оба условия.

Крессон принялся вплотную за реставрацию императорской полиции, «включая и секретную агентуру. 22 комиссара полиции были назначены из старых кадров. Крессон жаловался впоследствии, что ему было очень трудно арестовывать людей в рабочих кварталах, где народ сам хватал и арестовывал полицейских. Здесь полицейские, даже в переодетом виде, боялись появляться, так как их физиономии изучались и за их появлением все наблюдали.

Борьба за сильную и прежде всего старую, бонапартистскую полицию была одной из основных забот правительства «национальной измены». Произошло то, что повторилось в 1917 г. при Временном правительстве. Ленин писал тогда в третьем «Письме из далека»: «Какая полиция нужна им, Гучковым и Милюковым, помещикам и капиталистам? Такая же, какая была при царской монархии. Все буржуазные и буржуазно-демократические республики в мире завели у себя или восстановили у себя, после самых коротких революционных периодов, именно такую полицию, особую организацию отделенных от народа и противопоставленных ему вооруженных людей, подчиненных, так или иначе, буржуазии»¹. Правительство национальной обороны, создавая «план Трошю» и свои другие планы мобилизовало силы для разгрома рабочих масс Парижа. Чтобы прикрыть эти свои планы, оно говорило об обороне, республике, правах народа и т. д. Проходимцы из правительства «национальной измены» вели самую демагогическую кампанию против рабочих организаций. И скоро конфликт стал неизбежным.

¹ В.И.Ленин, Соч., т. 23, стр. 319.

§ 2. Массы против правительства

Решающей силой столицы была в это время национальная гвардия.

Рабочая масса Парижа, вооруженная и одетая в мундиры национальной гвардии, с самых первых дней республики выставила ряд своих требований. Она в своем большинстве стояла на позициях обороны. Ее лозунгом было: «война до истощения». Она не хотела никаких компромиссов с пруссаками, а желала упорно бороться против иноземного нашествия.

В то время как мобили за время осады совершенно разложились а регулярная армия пришла в состояние морального упадка, только национальная гвардия упорно продолжала добиваться победы. По словам Корбона, «национальная гвардия верила в возможность счастливого конца обороны и до последнего дня не теряла этой уверенности»¹.

Самые разнородные показания отмечают, что рабочие батальоны были дисциплинированы и хорошо дрались в бою. Энгельс в своих «Заметках о войне» правильно подметил (6 октября 1870 г.), что «батальоны из предместий, состоящие из рабочих, будут охотно и достаточно решительно сражаться; они будут повиноваться и проявят своего рода инстинктивную дисциплину, если только ими будут руководить люди, пользующиеся лично и политически их доверием».

Относительно батальонов национальной гвардии, состоявших «из буржуазии, преимущественно из мелких лавочников», Энгельс писал в той же статье, что «эти люди принципиально не хотят воевать. Когда они вооружены, то считают своей обязанностью караулить свои лавки и дома; если же их дома и лавки подвергнутся обстрелу со стороны неприятеля, стреляющего с дальних расстояний, то их воинственный пыл, по всей вероятности, очень быстро угаснет. К тому же они представляют собой силу, организованную для борьбы не столько с внешним врагом, сколько с внутренним. Все их прошлые традиции говорят об этом, и девять десятых из них убеждены, что такой внутренний враг именно в данный момент скрывается в самом сердце Парижа и ждет только удобного случая, чтобы напасть на них»².

Один из руководителей национальной гвардии в рабочем округе Бельвилле, Флуранс, давал такую характеристику национальной гвардии: «Они проявляли такое старание, такую сообразительность в изучении военных приемов и обращения с оружием! В три дня они изучали столько, сколько не могли выучить новобранцы в три месяца»³.

Историк Анри Мартен, мэр одного из округов, заявлял, что «маршевые батальоны были превосходны»⁴.

Даже враги должны были признать, что рабочие батальоны дрались отлично. Так заявляли, например, вице-адмирал Потюо, генерал Тома (в протоколах заседаний Правительства национальной обороны), даже генерал Трошю (поведение национальной гвардии в бою, по его словам, «было энергично и удивительно»). Генерал Ле-Фло выражал впоследствии изумление, почему национальная гвардия не была как следует использована в военных действиях против пруссаков. По его словам, Трошю категорически отказывался использовать национальную гвардию против пруссаков.

¹ «Actes», v. VI, р. 438.

² К.Маркс и Ф.Энгельс, Соч., т. XIII, ч. II, стр. 127.

³ Flourens, Paris livré, Р. 1871, р. 102.

⁴ «Actes», v. VI, р. 454.

Но надо сказать, что эти лестные заявления врагов по адресу национальной гвардии были сделаны главным образом в тесном кругу, в широкой прессе и в публичных собраниях те же самые генералы всячески поносили национальную гвардию за ее якобы трусость, шарлатанство и т. д.

Фавр язвил, что рабочие, одевшись в мундиры национальной гвардии, жили-де за чужой счет, без всякого дела и «получали детское нездоровое удовлетворение в военных упражнениях»¹.

Понятно, что генералы и Правительство национальной обороны ненавистью относились к пролетарским батальонам национальной гвардии и к национальной гвардии в целом. Они готовы были на всякие меры и на любые провокации, чтобы ее обесславить и опозорить.

Генерал Тома на заседании правительства (26 декабря) заявлял, что «некоторые генералы оставляют национальную гвардию без всяких приказов или обращаются с ней крайне плохо». А через несколько дней (10 января) Тома утверждал, что у национальной гвардии, узнавшей о намерении пустить ее в дело, «энтузиазм сильно понизился». Трошю тоже твердил о «плохих элементах» национальной гвардии. Трошю (вместе с другими «вождями» национальной гвардии вроде Тамизье, Мортемара) вообще заявлял, что в состав национальной гвардии вошли 30 тыс. освобожденных амнистией преступников — воров, убийц и т. и. Эта клеветническая басня была создана в связи с тем, что в составе национальной гвардии было 4—5 тыс. человек, обвинявшихся при империи по политическим делам и амнистированных после 4 сентября. Никакой амнистии для воров и убийц не было. Мэр Корбон в своих показаниях иронически рассказывает, какие фантастические заявления по этому поводу делали Трошю и К°. На заседании 10 января Трошю говорил: «Неизвестно еще, что собой представляет национальная гвардия в военном отношении». И цинично добавлял, что, «если в большом сражении у стен Парижа будет убито 20—25 тыс. человек, Париж капитулирует»².

Генерал Винуа, заменивший Трошю в качестве губернатора Парижа, заявлял, что он «не имел доверия к национальной гвардии». Вообще все «генералы, воспитанные в военных и политических традициях империи, относились с величайшим презрением к национальной гвардии»³.

Национальные гвардейцы понимали, что «генералы ненавидят национальную гвардию». По словам реакционера Дю Кана, «недоверие между генералами и национальной гвардией было исключительное». сражение армии вызывало в национальной гвардии самое величайшее недоверие к военным; их подозревали в измене и предательстве, обвиняли в бездарности. А генералы и высшие офицеры, которые должны были обучать национальную гвардию, «не имели в нее никакой веры», ненавидели ее», считали всех национальных гвардейцев «никчемными солдатами»⁴.

¹ «Enquête», v. II р. 43

² «Actes», v. I, р. 84, 87—88.

³ «Actes», v. VI, р. 71.

⁴ Du Camp, Les convulsions de Paris, v. I, 1878, р. 11—12.

Классовое расслоение и политические расхождения тут были отчетливо выражены.

Генералитет и правительство «национальной измены», вынужденные пойти на вооружение рабочих Парижа, всячески добивались ослабления ц разложения национальной гвардии. Чтобы не допустить превращения рабочих батальонов в серьезную военную силу, генералы в согласии с правительством не допускали национальную гвардию к боевым действиям, не организовывали настоящего военного обучения не снабжали национальную гвардию приличным оружием. А если под давлением масс генералам приходилось пускать в бой национальную гвардию, ее оставляли без руководства, подставляли под огонь пруссаков. Генералы шли на прямую измену и предательство. А после этих испытаний они позорили национальную гвардию, заявляя, что она растерялась под пулями, «струсила» и т. д.

Свою политическую позицию национальная гвардия выявляла главным образом в клубах и народных собраниях. Преобладающее большинство участников этих собраний состояло из национальных гвардейцев.

Обсуждение вопросов, связанных с обороной страны, вызывало оживленные прения.

Лозунг «борьбы до истощения» был очень популярен. Клубы критиковали правительство за слабость и нерешительность правительственных мероприятий в деле обороны.

Синдикальная камера шапочников говорила в своем воззвании: «В настоящий момент мы должны быть воодушевлены только одним желанием, одной целью — освобождением родины, прекращением вторжения». И дальше: когда страна будет освобождена, «мы пойдем к своей основной цели — к освобождению рабочих руками самих рабочих... уничтожению (abolition) пролетариата (т. е. наемного труда.— П. К.)»¹.

Воззвание бронзовщиков повторяло такой лозунг: «Спасти Париж, прогнать врагов со своей территории и в то же самое время охранить все свои права»².

Поголовное вооружение всего взрослого населения Парижа под давлением рабочих масс было быстро проведено. Но требования оружия и лучшего вооружения не прекращались. Например, 28 сентября в клубе «Patrie en danger» Эмбер, позднее один из соредакторов газеты «Père Duchêne», говорил о снабжении оружием той части населения, которая еще не вооружена: «Мы требуем хлеба и ружей»³.

Мысль об изготовлении пушек для национальной гвардии и вообще для обороны Парижа также, как мы указывали, зародилась на одном рабочем собрании в Бельвиле. Инициатором являлся рабочий, который тут же и сделал первый взнос, выделенный из его скудного заработка. На собрании был произведен массовый сбор на отливку пушек. В комиссию по этому вопросу было включено несколько будущих членов Коммуны — Алликс, Ранвье, Везинье и др.⁴.

¹ «Patrie en danger» № 29, 9/Х 1870.

² «Patrie en danger» № 23, 3/X 1870.

³ «Patrie en danger» № 50, 30/Х 1870.

⁴ «Combat» № 39, 24/Х 1870.

В эти же дни на собрании XIX округа было решено агитировать за переливку на пушки всех церковных колоколов, Вандомской колонны, статуй королей и т. п.¹ То же требование раздавалось на собрании III округа, в клубе Бурдон и др. Муниципалитет предместья Сен-Дени тоже требовал переливки колоколов на пушки.

Сбор средств на пушки, начатый рабочими Бельвиля, скоро стал общим лозунгом Парижа. Позднее из-за этих пушек, купленных народом и возник острый конфликт с правительством, приведший к событиям 18 марта.

Пушки рассматривались народом не только как военное средство борьбе против пруссаков, но и как средство революционной борьбы. Интересно в этом отношении стихотворение канонира Эмиля Леро в № 75 (25 ноября) газеты «Patrie en danger».

Любовно называя свою пушку «Марианной», он пишет:

Моя Марианна родилась на окраине,
Её отлили руки народа,
Она никогда не будет стрелять
Против плебеев.
И если возродится какой-нибудь Кавеньяк
Со своими коварными планами,
Марианна будет стрелять
Против всех убийц свободы.

В стихах повторялся лозунг:

Пушки республики
Сметут с лица земли всех королей.

Кроме отливки пушек, народные собрания требовали установить морскую артиллерию на фортах Парижа (что потом использовал Тьер против коммунаров при осаде Парижа). Народ внимательно обдумывал и обсуждал вопрос о всяких новых средствах обороны. В клубах то и дело появлялись изобретатели разных новых бомб, «греческого огня», механизмов для взрывов и т. п.

Лозунг «общий набор» («levée en masse») всех мужчин от 16 до 60 лет был единодушно принят во всех клубах и собраниях. Шла речь не только о Париже, но и обо всей Франции, причем предлагали послать в департаменты особых комиссаров для проведения массового набора ³.

Народные собрания упорно добивались, чтобы правительство взяло в армию всех взрослых мужчин независимо от профессий, особенно попов, монахов, семинаристов и т. д. В газете «Patrie en danger» (№ 19 от 26 сентября) появилось письмо о том. что в Париже не меньше 2-3 тыс. булочников 20—30 лет, не находящихся на военной службе; газета предлагала всех их включить в армию.

Заботясь об обороне города, парижские рабочие связывали с ней ряд мероприятий, направленных против буржуазии; среди них особенно популярными были лозунги конфискации имущества граждан покинувших Париж, передача мастерских и фабрик рабочим ассоциациям реквизиция продовольственных запасов, введение пайков (рационов) и т. п.

¹ «Combat» № 24, 25/Х 1870.

² «Patrie en danger» № 46, 56 и др.

³ «Patrie en danger» № 2, 4, 23 и др.

Вопрос об экспроприации имущих классов обычно сводился к тому, что надо конфисковать имущество буржуазии, покинувшей Париж, a также провести конфискацию имущества агентов реакции, членов Законодательного корпуса, Сената, бывших министров империи что даст 2 млрд. на войну (собрание в Медицинской школе 28 ноября, заседание в клубе Элизе-Монмартр в конце декабря, в клубе «Folie Bergère» 22 сентября и т. д.). Иногда ораторы шли и дальше и прямо требовали «конфискации имущества богачей для распределения между бедными» (выступление Монтеля на собрании на улице Лиона).

Собрание в зале «Pré aux clercs» требовало упразднения «Crédit foncier» и «Crédit mobilier», аннулирования займов города Парижа и передачи железных дорог государству.

Громкое дело возникло в связи с требованиями народных собраний о конфискации имущества фабриканта Годийо. Годийо был крупнейшим фабрикантом Парижа по изготовлению всякого рода военной амуниции (одежды, обуви и т. д.) и основательно нажился во время войны. Почти вся французская армия была снабжена «обувью Годийо» и во время кровавой недели (май 1871 г.) всех арестованных, носивших обувь Годийо, безжалостно расстреливали, обвиняя в дезертирстве из действующей армии.

На народном собрании в Бельвиле 26 сентября вопрос о Годийо был подробно обсужден. Годийо был обвинен ораторами в государственной измене, ибо, во-первых, он не разрешает своим рабочим исполнять обязанности национальных гвардейцев, во-вторых, он создает свой собственный наемный вооруженный отряд, где он сам и командует, в-третьих, он создает «такой вид беззастенчивой эксплуатации и угнетения, который довел его рабочих до состояния рабства, нищеты и невежества».

Собрание постановило арестовать Годийо «при помощи граждан» и национальной гвардии, а затем разрешить его судьбу по указанию «компетентной власти» (не правительства,конечно).

Собрание заявило, что «все мастерские, машины, товары и все материалы, принадлежащие господину Годийо, подлежат экспроприации в интересах нации во имя общественного блага и со справедливым возмещением». Фабрика немедля передается производственному рабочему кооперативу, причем в первую очередь в его состав войдут сами рабочие фабрики Годийо. До тех пор на народном собрании будет выделен временный директорат. Все решения, связанные с осуществлением этих мероприятий, будут приниматься на собраниях населения и национальной гвардии и будут осуществляться именем народа как закон¹.

Это решение вызвало большой шум в Париже. Писательница Андре Лео указывала, как эксплуатирует Годийо женщин, отмечая, что он дает работу по шитью на дом через своих агентов по нищенской оплате ².

Правительство было весьма обеспокоено этим делом. На заседании правительства 28 сентября было решено привлечь к ответственности виновных, возбудивших дело о конфискации имущества Годийо. Правительство предполагало арестовать и преследовать авторов резолюции против Годийо. Суд оставил их на свободе. Резолюция о конфискации не была осуществлена, но и правительство не осуществило своих угроз.

¹ «Combat» № 14, 29/IX 1870.

² «Combat» № 21, 6/Х 1870.

Но вопрос о мастерских Годийо был не единичным. Клубы и народные собрания постоянно ставили вопрос о конфискации фабрик и мастерских. Например, 13 октября на народном собрании III округа была принята резолюция (в виде декрета) такого характера:

«§ 1. Мастерские, фабрики и все другие предприятия, которые могут быть использованы для изготовления оружия или снарядов, или материалов для этой цели, подлежат экспроприации во имя общественной пользы». После войны собственники получат вознаграждение исходя из продукции за три довоенных года. «§ 4. После мира эти предприятия могут быть переданы рабочим ассоциациям, которые будут их использовать за свой счет». Владельцам будет уплачена известная доля реализуемой продукции ¹.

Воззвание типографских рабочих предполагало немедленное закрытие всех мастерских и магазинов, не обслуживающих оборону². Клуб в Медицинской школе требовал реквизиции всех мастерских, пригодных для изготовления оружия, с тем чтобы после экспроприации «передать их целиком рабочим соответствующей отрасли промышленности»³. Общее собрание рабочих-механиков требовало 6 ноября реквизиции всех мастерских, изготовляющих или ремонтирующих ружья, и передачи их рабочим с финансовой помощью государства⁴. Выдвигалось требование о передаче крупнейших заводов Крезо в казну для изготовления оружия⁵.

Поскольку правительство упорно отклоняло все эти требования, были сделаны попытки создать специальные рабочие ассоциации для изготовления оружия. Мы упоминали о мастерских бомб. При активном участии Авриаля в декабре была организована рабочая ассоциация механиков для изготовления и починки оружия. Министр общественных работ Дориан и мэр Моттю помогали ей деньгами и заказами. Но в январе мастерская была все же в затруднительном положении ⁶.

Народные собрания выдвигали и другие требования об ограничении прав буржуазии. Например, в клубе «Patrie en danger» было принято решение, чтобы все пустующие квартиры (если жильцы в три дня не явятся) опечатать и конфисковать в пользу государства (включая мебель и имущество)⁷. Это был первый сигнал о захвате буржуазных квартир, впоследствии проведенном решением Коммуны. На собрании в зале «Фавье» оратор Ланье предлагал передать 70 тыс. пустующих квартир и других помещений для солдат, устроить в пустующих магазинах лазареты, реквизировать экипажи буржуазии. Комитет бдительности XVIII округа требовал «реквизиции пустующих квартир для размещения бездомных граждан»⁹.

Народное собрание в зале «Алигр» требовало реквизиции всей пустующей земли под Парижем и на окраинах для разведения огородов¹⁰.

¹ «Patrie en danger» № 36, 16/Х 1870 и «Combat» № 32, 17/Х 1870.

² «Combat» № 24, 9/X 1870.

³ «Combat» № 44, 29/Х 1870.

⁴ «Combat» № 55, 9/ХI 1870.

⁵ «Patrie en danger» № 4, 10/IX 1870.

⁶ «Combat» № 125, 18/I 1870

⁷ «Patrie en danger» № 2, 8/IX 1870.

⁸ «Patrie en danger» № 11, 18/IX 1870.

⁹ «Patrie en danger» № 71, 20/XI 1870.

¹⁰ «Combat» № 16, 1/X 1870.

Вопрос о правильном распределении.продовольствия был одним из самых жгучих. Еще 19 сентября, например, командиры рабочих батальонов и представители организаций, находившихся на улице Кордери (где помещались и Интернационал, и Центральный комитет 20 округов, и другие рабочие организации), явились в ратушу и предложили принять специальные меры, именно: «экспроприировать в общественную пользу все съестные припасы, находящиеся в данное время в частных помещениях и на государственных складах; избрать в каждом участке комиссию, которой было бы поручено произвести опись... распределить экспроприированные таким образом припасы между всеми жителями по мере нуждаемости» и т. д. На это требование Ферри иронически ответил: «Распределять? Что именно? Не далее чем через 2 недели парижанам нечего будет есть... повторяю, не пройдёт и двух недель, как Парижу придется сдаться, если он не захочет умереть с голоду»¹.

Ферри совсем в духе Трошю всячески дискредитировал даже са-мую мысль о возможности обороны.

Но массы продолжали требовать изменения продовольственной политики в интересах народа. Упорно повторялись требования реквизиции продовольственных запасов и топлива у буржуазии. На ряде собрании было принято решение добиться проведения закона первой революции от 16 нивоза II года, согласно которому в осажденных городах «товары и продовольствие всякого рода, равным образом одежда и экипировка становятся общим достоянием, оплачиваются за счет республики и бесплатно распределяются среди граждан согласно их потребностям»².

На заседаниях клубов то и дело сообщались факты сокрытия продовольственных ресурсов, злоупотребления продажей по повышенным ценам и в снабжении национальной гвардии и населения. Лозунг реквизиции всегда связывался с требованием введения «рационов», т. е. выдачи всему населению продовольствия по определенным пайкам и частью бесплатно.

Уже в сентябре раздаются требования об отмене платежей за квартиры: народное собрание в XI округе требовало декрета, воспрещающего преследовать и описывать имущество за неуплату квартплаты³.

Затем это требование стало формулироваться как полная отсрочка квартплаты на все время войны.

Тридон (будущий коммунар) в «Patrie en danger» от 4 октября (№ 24) предлагал отсрочить платежи квартплаты до конца осады, «общественное благо, — писал он, — требует, чтобы солдат-рабочий, единственная надежда родины, имел жилище, питание и одежду, равно как и его домашние».

В газете «Combat» Белэ (тоже будущий член Коммуны) предлагал декрет об отсрочке квартплаты мелким квартиронанимателям, а трехмесячную квартплату в тысячу франков и выше вносить в половинном размере, причем не домохозяевам, а муниципалитетам⁴.

¹ G.Lefrançais, op. cit., p. 404.

² «Patrie en danger» № 23, 3/X 1870.

³ «Réveil», 27/IX 1870.

⁴ «Combat» № 96, 19/XII 1870.

Собрание в рабочем квартале

После перемирия требования отмены квартплаты и отсрочки ее стали еще более решительными. В марте, накануне Коммуны, газета «Cri du peuple» из номера в номер печатала отдел «Трибуна квартиронанимателей». Газета добивалась закона об отсрочке и отмене квартплаты.

Первый номер газеты «Pere Duchene», вышедший в марте, предлагал не вносить квартплаты за три терма: «Эти три терма угрожают нам, т. е. 1900 тыс. человек, как нож трех разбойников».

Один замечательный плакат периода осады выразительно рисует положение парижских пролетариев. Плакат называется «Оставьте мои тюфяки» ц составлен в виде письма Жана-парижанина к Жаку-боному (т. е. рабочего к крестьянину). Описывая страдания рабочих во время осады от холода и голода, Жан пишет: «Ты знаешь мою жену, Жак. Ну вот, она шесть часов стояла в очереди к мясной лавке и смогла купить только две солёные селёдки — это было всё наше пропитание на три дня на четырёх человек... А теперь с нас, еще больше обнищавших, сидящих в опустошенных комнатах, требуют платёж за квартиру, и это ты, Жак, требуешь, чтобы мы немедля уплатили свои долги и немедля уплатили квартплату»¹.

В современной песенке на ту же тему говорилось:

Когда сильные дерутся,
Тумаки всегда достаются рабочему классу.
Если мы заплатим квартплату,
Мы дважды окажемся жертвами войны.

¹ F.Maillard, Les publications de la rue, P. 1874, p. 85—87.

И песенка предлагала такой декрет:

Принимая во внимание,
Что граждане не имеют средств заплатить за квартиру,
Пусть домовладельцы пошарят в своих карманах,
Но никто им не заплатит квартплату¹.

Афиша того же времени «Об отмене квартплаты» давала иронически составленный счет «господина Икса, бонапартиста и домовладельца», к своему жильцу. Здесь перечислялись убытки, понесенные жильцом из-за бонапартистского плебисцита (8 мая 1870 г.), из-за труcости домовладельца, который прятался во время осады за занавесками и т. д.

Тяжелое положение пролетарского населения Парижа во время войны вызвало большой приток закладов в ломбардах. Уже в сентябре мы слышим на народных собраниях требования о бесплатном возврате заложенных вещей, т. е. то самое требование, которое затем начала осуществлять Коммуна.

В конце сентября на собрании XI округа был предложен декрет: «Все предметы, за исключением драгоценностей, заложенные в ломбардах, подлежат возвращению владельцам без всякого возмещения»².

В разной форме это требование повторялось и на других собраниях, например в клубе на улице Омер требовали бесплатной выдачи заложенной в ломбардах одежды³.

Один из ораторов в зале «1001 игры» предлагал даже уничтожить большую книгу государственных долгов.

Какой-то анонимный «истинный республиканец» в афише, расклеенной в Париже, предлагал также «сделать в подвалах банков заем в 100 млн. В этом все спасение. Этот государственный заем будет сделав совершенно открыто... При этом условии наши войска будут иметь пушки, а Париж — хлеб»⁴.

Наряду с вопросами об экономическом положении трудящихся и ограничении прав буржуазии оживленно обсуждались и другие, например вопрос о церкви, о народном образовании. Оба вопроса были тесно связаны друг с другом — речь шла о ликвидации одного из орудий буржуазного государства, о духовном освобождении трудящихся.

Велика была ненависть парижских рабочих к попам, монахам, к церкви вообще. Самым популярным лозунгом народных собраний было забрать на военную службу всех попов, монахов, семинаристов. Это требование повторялось изо дня в день. Народ требовал отправки попов в маршевые роты.

Бланкист Бальсанк требовал в клубе «Patrie en danger», чтобы «церкви были использованы для дела обороны, попы должны подставить свою грудь под пули врагов, а монахинь надо использовать в лазаретах»⁵.

Один из ораторов в клубе на улице Аррас говорил: «Если откажутся посылать попов и монахов на фронт, мы сами их арестуем и, подталкивая прикладами, в одних рубашках пошлем на укрепления».

¹ Р.Maillard, Les publications de la rue, р. 169.

² «Réveil», 28/IХ 1870.

³ «Patrie en danger» № 72, 21/ХI 1870.

⁴ «Murailles politiques franèaises», V. I, р. 231.

⁵ «Patrie en danger» № 3, 9/1Х 1870.

Ненависть к духовенству относилась и к монахиням. Выразительно, например, письмо вдовы Эрве в № 25 от 5 октября газеты «Раtrie en danger», которая, призывая к организации лазаретов, требовала, чтобы в лазареты не допускались монахини, которые «не знают об обязанностях женщины». Клуб Медицинской школы требовал уничтожения иезуитского ордена и высылки всех его членов и всех представителей других орденов. Клуб требовал отставки всех чиновников, принадлежащих к духовным орденам¹.

Другой оратор в клубе «Patrie en danger» выражал опасение, что в Лионе много иезуитов и они, несомненно, сдадут город пруссакам². Ораторы не раз говорили о привилегиях духовенства, например о всяких поблажках для попов при распределении мяса.

Стал очень популярным лозунг отмены государственного субсидирования церкви.

В клубе «А lа Маison-Dieu» оратор Дерер требовал ликвидации бюджета церкви и говорил: «Позорно для республики, что она продолжает платить попам, которые ничего не делают, в то время как безработный рабочий получает только 30 су в день».

Собрание приняло резолюцию об упразднении бюджета культов, о полном запрещении духовных конгрегаций, института монахинь, о введении светского обучения и пр.³

В клубе «Patrie en danger» требовали полного отделения церкви от государства и распределения средств бюджета культов среди тех, кто сражается⁴.

Ненависть к церкви выразилась в речи бланкиста Реньяра в клубе «Фавье»: «Граждане не будут по-настоящему свободны, покуда последний поп не отправится в могилу к последнему королю. Мы освободились от тирана, но не от его свиты»⁵.

Бланкистская газета «Patrie en danger» требовала полного отделения церкви от государства⁶.

О самих церквах и попах делались самые разнообразные предложения. Одни требовали заменить серебро и золото в предметах культа Другими металлами, другие предлагали резко уменьшить оклады жалованья попов и епископов, с тем чтобы они получали не больше 2400 франков в год (а епископы получали до 100 тыс. франков)⁷. Выносились предложения исполнять в церквах вместо религиозных песнопений патриотические и боевые гимны⁸.

Ораторы клубов предлагали использовать церкви для нужд обороны, для народных собраний, для собраний национальной гвардии и т. д. Пусть утром попы молятся, а вечером в церквах надо организовать собрания. «Добрый боженька, кому так много молились, нам кажется совершенно бесполезным»⁹.

¹ «Combat» № 44, 29/Х 1870.

² «Patrie en danger» № 4, 10/IХ 1870.

³ «Actes», v. VII, р. 150.

⁴ «Patrie en danger» № 23, 3/Х 1870.

⁵ «Patrie en danger» № 12, 19/1Х 1870.

⁶ «Patrie en danger» № 49, 29/Х 1870.

⁷ «Combat» № 36, 21/Х 1870.

⁸ «Patrie en danger» № 2, 8/1Х 1870.

⁹ «Patrie en danger» № 4, 16/1Х 1870.

В клубе Элизе-Монмартр некто Тюрпен говорил: «Церкви принадлежат нам, так как они построены на народные деньги. Используем церкви для своих нужд. Это будет первый случай, когда они ц^ что-либо пригодятся». Один гражданин в письме в «Patrie en danger» (№ 31 от 11 октября) предлагал разместить по церквам национальную гвардию и созывать там собрания. Эта мысль об использовании церквей под клубы и народные собрания была затем осуществлена Коммуной.

Борьба против церкви была тесно связана с борьбой за свободную светскую школу. Еще накануне войны (в июне 1870 г.) в зале «Марсельеза» было проведено большое собрание о значении светского обучения. Среди организаторов этого собрания были Реньяр, Ранвье, Луиза Мишель, Верле, Жоаннар и др. Были выработаны новые программы для школы.

На народных собраниях периода осады подробно обсуждались планы реорганизации школы.

Один округ за другим требовал немедленной организации светской школы. Такое решение приняло собрание 17 октября в XIII округе и в тот же день в III округе. Собрание республиканского комитета Х округа (в Шато д'О) присоединилось к резолюции XI округа о светском обучении, и гражданам было предложено немедля забрать своих детей из церковных школ¹. Собрание в III округе предлагало ввести бесплатное питание школьников².

В № 50 от 30 октября газеты «Patrie en danger» письмо республиканского комитета III округа к мэру Бонвале требовало введения светского обучения.

Клуб «Maison-Dieu» (14 декабря) требовал «светского бесплатного и обязательного обучения, питания детей в школе, повышения жалованья учителям»³.

Под давлением народа муниципалитеты начали явочным порядком преобразовывать школу в светскую. Муниципалитет Сен-Дени (под Парижем) постановил ввести светское бесплатное обязательное обучение⁴. Мэр XI округа Моттю закрыл духовные школы, велел вынести из школ все церковные изображения — кресты н т. п.⁵ Когда правительство, недовольное этими мероприятиями, отозвало Моттю, народное собрание громко протестовало против решения правительства.

Другой мэр, Бонвале (III округ), тоже начал проводить светское обучение и был энергично поддержан народными собраниями.

Муниципалитеты IV и XIV округов присоединились к этим решениям о светской школе⁶. Муниципалитет XVII округа (Батиньоль) создал комиссию по реформе школы⁷.

С начала октября были организованы регулярные совещания «друзей народного просвещения». Они собирались по два раза в неделю в школе Тюрго. Там обсуждались все вопросы, связанные с проведением светского обучения, вырабатывались учебные программы. Один оратор указывал, например, что «католическая религия своей системой образования особенно стремится унизить человеческое достоинство».

¹ «Patrie en danger» № 25, 5/X 1870.

² «Patrie en danger» № 46, 25/X 1870.

³ «Acies», v. VII, р. 150.

⁴ «Combat» № 37, 22/Х 1870.

⁵ «Combat» № 31, 16/X 1870.

⁶ «Patrie en danger» № 31, 11/Х 1870.

⁷ «Combat» № 76, 30/XI 1870.

Другой оратор указывал, что в церковных школах в 12 раз больше всякого рода проступков школьников, чем в светских школах¹.

В ноябре на Монмартре была открыта первая бесплатная профессиональная школа; председателем ее была Луиза Мишель, членами комитета — Колле, Адель Эскирос, Андре Лео и др.

Одна из мер, направленных против cуществующего государства — ликвидация полицейской префектуры - была особенно популярна в народе. Уже на самых первых заседаниях клубов и на народных собраниях народ требовал полного упразднения префектуры и ареста полицейских (см., например, заседания в клубе «Patrie en danger»² или на собрании в «Жимназ Триа»)³. Народные собрания требовали передачи полицейских функций муниципалитету, а порой сами выбирали полицейских комиссаров на народных собраниях. Так, например, публичное собрание XV округа (2 тыс. человек) 8 сентября само назначило полицейских комиссаров (Шалена, Верле, Брейе и Гранже) и сообщило об этом решении префекту полиции Кератри и мэру округа Корбону⁴.

27 сентября народное собрание в зале «Алигр» (X округа) требовало упразднения полицейской префектуры, снятия с должности префекта Кератри, подчинения полиции муниципалитетам, выборности полицейских. На этом же собрании решено было добиваться выборности судей. Вообще лозунг выборности и ответственности чиновников был чрезвычайно популярен⁵.

Позднейший декрет Коммуны об установлении жалованья чиновникам не больше 500 франков в месяц тоже намечался в эти месяцы осады. Например, воззвание типографских рабочих предлагало установление заработной платы чиновникам в том же размере, как и солдатам в. В газете «Combat» (№ 27 от 12 октября) повторялось требование установить для всех чиновников жалованье национальных гвардейцев (т. е. 1,5 франка в день).

Само собой понятно, что народные собрания особо недоверчиво и враждебно относились вообще ко всем чиновникам бывшей империи и ко всеM бывшим агентам Бонапарта от жандармов до генералов и принцев. Клуб па бульваре Шаронн требовал расстрелять жандармов, организовать революционный трибунал, чтобы судить там всех бонапартистов и всех врагов республики. Клуб Медицинской школы требовал (17 октября) предания суду экс-императора и его сообщников и конфискации их имущества, ареста принцев Орлеанских и других Претендентов на власть⁷.

Народные собрания и клубы ставили и ряд других вопросов, часть которых позднее смогла осуществить только Парижская коммуна. Ораторы клуба «Patrie en danger» требовали изгнания проституток из Парижа⁸. Комитет бдительности XVIII округа требовал полной ликвидации своем округе «монастырских рукоделен и домов терпимости»⁹.

¹ «Combat» № 74, 28/XI 1870.

² «Patrie en danger» № 2, 8/IX 1870.

³ «Combat» № 21, 6/Х, 1870.

⁴ «Patrie en danger» № 3, 9/IХ 1870.

⁵ «Combat» № 16, 1/X 1870.

⁶ «Combat» № 24, 9/Х 1870.

⁷ «Combat» № 36, 21/X 1870.

⁸ «Patrie en danger» № 3, 8/IX 1870.

⁹ «Patrie en danger» № 71, 20/XI 1870.

В сентябре возник вопрос о свержении Вандомской колонны Художник Курбе в обращении к муниципалитету Парижа и к редакциям газет писал: «Вандомская колонна является монументом, лишённым какой-либо художественной ценности и имеющим своей задачей увековечить идею войны и завоеваний, свойственную императорской династии и ненавистную чувствам республиканской нации... Этот монумент тем самым антипатичен духу современной цивилизации и братскому всемирному союзу, который должен отныне восторжествовать среди народов... Он задевает законные чувства народов и делает Францию смешной и ненавистной в глазах европейской демократии». Курбе поэтому предлагал свергнуть Вандомскую колонну.

Поддерживая предложение Курбе, Анри Бриссак (будущий секретарь Комитета общественного спасения при Коммуне) писал: «Мы всегда разделяли это пожелание. Этот большой бронзовый столб грубый и тупой, изображает эпопею резни и увенчан статуей, олицетворяющей неприятельское вторжение. Это восхваление современного Тамерлана»¹.

Призыв Курбе встретил поддержку в клубах и народных собраниях (например, в клубе Батиньоля и других). Идея братского единства народов, мысль о всемирной республике были чрезвычайно популярны в народе и в революционной печати.

16 сентября на собрании по организации республиканского комитета в Х округе Гайар громким голосом прочел манифест немецких социал-демократов. Его приветствовали аплодисментами и криками: «Да здравствует всемирная республика!»² В клубах то и дело собравшиеся провозглашали: «Да здравствует Коммуна! Да здравствует всемирная республика!»³ Обращение Центрального комитета 20 округов (опубликованное в «Combat» № 37 от 22 октября) заканчивалось лозунгом: «Да здравствует мировая республика!» Эта же газета в статье Одилона Делималя заявляла: «После победы (над пруссаками — П. К.) настанет уничтожение границ, всемирная республика»⁴.

В клубе «A la Maison-Dieu» оратор говорил: после победы над пруссаками «надо будет создать Соединенные штаты Европы». Он добавлял, что в случае поражения на войне «мы пойдем искать клочок земли, где воздвигнем красное знамя — подлинное знамя Франции»⁵.

¹ «Combat» № 15, 30/Х 1870.

² «Patrie en danger» № 12, 19/IX 1870.

³ «Combat» № 23, 8/Х 1870.

⁴ «Combat» № 18, 3/Х 1870.

⁵ «Actes», v. VII, р. 149.

Надо сказать, что идея социализма и мысль об уничтожении эксплуатации трудящихся не была достаточно ясно выражена в клубах и народных собраниях. Обычно требования собравшихся касались лишь отдельных сторон капиталистической эксплуатации. Но в ряде случаев выдвигались более развернутые формулировки о свержении эксплуататоров. Программа клуба Батиньоля (пролетарского по составу) говорила: «Революция — это война против роялистов, прусских или французских, война против эксплуататоров человека». Членам клуба предлагалось бороться, покуда народ не прогонит Вильгельма, покуда «учреждения, орудия угнетения и опоры существующего общества, не будут перемещены, религия и теология упразднены, судебные учреждения преобразованы, секретная полиция истреблена... покуда труд не станет единственным законным и легальным средством существования»¹.

Центральный клуб, организованный в декабре по инициативе Центрального комитета 20 округов, также подчеркивал социалистический характер своей программы и требовал, чтобы члены этого клуба были социалистами и революционерами².

Интересна современная афиша в стихах (Пуарсона-отца, бывшего офицера корпуса вольных стрелков) с заголовком «Народы станут господами и братьями в социалистической республике»:

Когда народы, наконец, договорятся друг с другом,
Они смогут защищаться без солдат;
Не будет нужды в этих старых сенаторах,
Так жирно оплачиваемых за свои убогие труды;
Монахов и монахинь заставят трудиться,
А их богатства продадут для бедняков³.

Таким образом, народные массы Парижа уже в сентябре и октябре развернули целую программу требований, которые в значительной мере подготовили будущие декреты и решения Коммуны.

§ 3. Борьба за Коммуну

Самым популярным лозунгом клубов и народных собраний был лозунг о создании Парижской коммуны.

Надо сказать, что этот лозунг понимался самым различным образом и толковался отдельными группами и партиями по-разному. Некоторые сторонники Коммуны подразумевали под этим лозунгом лишь обычного типа муниципалитет — заурядное городское самоуправление. Иначе говоря, они хотели просто иметь общегородской муниципальный совет, выбранный населением, с мэром во главе и окружные советы. Ведь империя ликвидировала даже такую форму самоуправления.

Новоякобинцы мечтали возродить Коммуну 1792—1793 гг. с ее революционными традициями. При этом особенно подчеркивались военная роль Коммуны периода революции и ее блестящие успехи в оорьие против иноземного нашествия.

Наконец, пролетарские элементы столицы, социалистические группы, сторонники бланкизма и т. п. мечтали о Парижской коммуне как о народной революционной власти, которая не только освободит страну от пруссаков, но и будет защищать права народа против монархистов, подрывающих республику, и против эксплуататоров, угнетающиx рабочий класс. Поэтому Парижская коммуна, по мнению рабочих масс, должна была явиться орудием пролетарского господства в целях социального переустройства общества.

¹ «Patrie en danger» № 32, 12/Х 1870

² «Patrie en danger» № 75, 29/XI и № 88, 12/XII 1870.

³ Maillard, Les publications de la rue, p. 123.

Надо сказать также, что и у отдельных групп и партий характер будущей Коммуны был установлен далеко не сразу. Например, даже в пролетарских кругах сперва мыслили Коммуну как общегородскую избранную народом власть, помогающую правительству в деле обороны столицы. Только позднее Коммуна стала рассматриваться как общегосударственная власть и противопоставляться правительству.

Мысль о Коммуне зародилась в революционных кругах Парижа сразу же после переворота 4 сентября. Один из видных участников революционного движения этого времени, Лефрансэ, писал в своих записях от 6 сентября: «Революционеры собираются создать Коммуну которая будет управлять городом и подготовит его к обороне»¹.

В конце сентября лозунг Коммуны начинает быстро распространяться, тем более что правительство упорно отклоняло всякие предложения о выборе парижского муниципалитета. На многочисленном собрании в Бельвиле (3 тыс. человек) среди ряда других революционных требований (уничтожение полицейской префектуры, выборность офицеров в регулярной армии, арест бонапартистов, зачисление попов в действующую армию и т. п.) крупное место занял и лозунг Коммуны: «Немедленное назначение членов революционной Коммуны через граждан 20 округов». Газета «Combat», сообщавшая об этом собрании поместила ряд статей на эту тему. Статья известного прудониста Дюшена была озаглавлена «Парижская коммуна». Она требовала от правительства немедленных муниципальных выборов и кончалась словами: «Парижская коммуна! Если вы ее не дадите, мы сами ее возьмем»².

Другая статья (Везинье) гласила: «Граждане члены временного правительства, вы боитесь Парижской коммуны? Поэтому-то вы и откладываете муниципальные выборы?» Когда Правительство национальной обороны сделало заявление о созыве в октябре Национального собрания (Учредительного собрания), клубы по инициативе бланкистской газеты начали борьбу против этого решения. Бланкистская газета заявляла, что выборы в Учредительное собрание при настоящих обстоятельствах будут в интересах бонапартистов и «настоящим покушением на права народа», что крестьяне пойдут против нас, за Бонапарта, и пр.³ В клубе «Patrie en danger» 21 сентября ораторы говорили о том, что «выборы в Национальное собрание будут прусскими выборами (т. е. в интересах пруссаков).

Зато бланкисты добивались, чтобы выборы в местные коммуны были ускорены.

Клуб «Patrie en danger» 25 сентября требовал немедленных выборов в Коммуну, считая, что можно отложить общие выборы (в Учредительное собрание), но не выборы в Коммуну. Бланкистская газета в статье Брейе высказывалась против созыва Учредительного собрания, так как этот созыв поставит под вопрос республику. Вместо этого автор статьи предлагал создать коммуны во всех городах с демократическими традициями. Каждая коммуна пошлет делегатов в Парижскую коммуну. Таким образом, создастся общегосударственный орган, который будет издавать законы и пр. Парижская коммуна совместно с делегатами городов и будет своеобразным учредительным собранием⁴.

Некоторые ораторы бланкистского клуба выражали опасения, что «муниципальные выборы ослабят многие революционные комитеты»⁵.

¹ G.Lefrançais, Souvenirs d'un révolutionnaire, Brux 1903, p. 397.

² «Combat» № 11, 21/IX 1870.

³ «Patrie en danger» № 12, 19/IX, № 14, 20/IX, № 20, 27/IX 1870 и др.

⁴ «Patrie en danger» № 11, 18/IX 1870.

⁵ «Patrie en danger» № 17, 24/IX 1870.

Другие ораторы (Реньяр, Пейр) высказывались против выборов в провинции, но считали нужным провести в Париже выборы в муниципалитет¹.

В начале октября лозунг Коммуны стал особенно популярным. Например, в № 27 от 7 октября газеты «Patrie en danger» мы находим целый ряд объявлений о заседаниях, посвященных вопросу о Парижской коммуне и муниципальных выборах. Собрание Комитета бдительности XVIII округа посвящает все свои вечера Парижской коммуне. На ТУ же тему идут обсуждения в обществе «Защита прав человека», да общем собрании комитета женщин на улице Аррас, в зале «Павильона», в зале на улице Деше и др. В конце сентября и в октябре о Коммуне говорили все газеты и многочисленные афиши. О ней спорхши на бульварах и в кафе.

Поскольку правительство оттягивало даже муниципальные выборы, возникло мощное движение в пользу организации Коммуны явочным порядком, без всякой правительственной санкции.

Ораторы на собрании на улице Аррас 24 сентября говорили: «Мы выберем Парижскую коммуну и создадим ее вопреки правительству... Чтобы спасти родпну и республику, народу осталось только одно средство — выбрать Парижскую коммуну». Собрание постановило избрать Коммуну в определенный срок и не обычным путем выборов, а прямо на народных собраниях, «par acclamation» (без голосования)².

В номере газеты «Combat» от 28 сентября мы читаем сообщение об общем собрании представителей 20 комитетов бдительности, где была принята резолюция протеста против отсрочки выборов в Коммуну. Резолюция приглашала население «приступить самому к выборам в Коммуну в кратчайший срок». Комиссии, выделенной собранием, было предложено ознакомить с этим решением собрание командиров батальонов национальной гвардии. Это собрание командиров обратилось к правительству с требованием скорейших выборов. На следующем собрании командиров национальной гвардии (выделивших бюро в составе Бланки, Ж. Валлеса и Латапи) было решено в полном составе явиться в ратушу п потребовать скорейших выборов, а равно посылки делегатов в провинцию для агитации за массовый набор.

VIII округ создал инициативный комитет для организации Парижской коммуны, объявивший, что «Коммуна свободна управлять своими делами» и может сама себя конституировать. Комитет предлагал не только создать Коммуну, но и выбрать своих людей на все должности вместо чиновников³.

29 сентября народное собрание Х округа заявило, что, если правительство в три дня не проведет муниципальные выборы, округ сам выберет окружной муниципалитет и Коммуну⁴.

¹ «Рatrie en danger» № 21, 28/IX 1870.

² «Combat» № 12, 27/IX 1870.

³ «Combat» № 15, 30/IX 1870.

⁴ «Combat» № 17, 2/Х 1870.

Клуб в Батиньоле 4 октября заявил об организации Коммуны явочным порядком. Собрание приветствовало работу специальной комиссии мэрии XVII округа, которая уже приготовила избирательные списки. Собрание требовало проведения выборов 8 октября. «Если Правительство национальной обороны откажется от этого предложения, XVII округ выберет муниципалитет через голову правительства» ¹. Такое же решение принял Республиканский комитет Х округа и другие собрания.

Острый конфликт по вопросу о явочном характере создания Коммуны произошел на собрании Республиканского комитета Х округа (7 октября). Председатель собрания Телидон стоял на позиции, что только правительство имеет право созвать Коммуну и что нельзя действовать без его санкции. Заместитель Телидона по бюро, Клари, резко «восстал против подобной ереси»: «Единственная и реальная санкция (при создании Коммуны — П. К.) находится в руках суверенного народа, который может и должен свергнуть правительство, как только оно перестает понимать свои обязанности»².

Когда на том же собрании некто Поль стал говорить, что создавать Коммуну во время войны значит «призывать к гражданской воине» присутствующие решительно восстали против этого: «Собрание энергично протестует против такой теории».

Революционные газеты защищали требование создания Коммуны явочным порядком. Об этом писали Тридон в «Patrie en danger» (№ 29 от 9 октября), Делеклюз в «Réveil» (27 октября) и др.

В первых числах октября Центральный комитет 20 округов начал проводить разные мероприятия по подготовке выборов в Коммуну.

В № 20 «Combat» от 5 октября мы находим воззвание Центрального комитета 20 округов к гражданам Парижа о создании Коммуны с призывом: «Сами подготовьте создание вашего муниципалитета... На ваших публичных собраниях, в ваших окружных комитетах, в батальонах национальной гвардии немедленно избирайте людей, которых вы считаете наиболее достойными вашими представителями в ратуше... Долг и обязанность парижского народа самому с величайшим напряжением руководить освобождением родины от чужеземного нашествия и защитой республики против всякой опасности со стороны реакции».

В № 24 той же газеты от 9 октября, в воззвании Центрального комитета 20 округов (от имени делегации Центрального комитета 20 округов, председатель — Пенди), подробно указывались задачи Коммуны: «Парижская коммуна (как и другие коммуны) должна оставаться в тесных границах своей автономии. Она не должна претендовать на осуществление контроля над решениями и действиями общенациональной власти, временной или постоянной, законодательной или исполнительной». Государство или нация — не что иное, как объединение коммун Франции: «В самые ближайшие дни Париж должен получить суверенное и законно конституированное муниципальное представительство».

Центральный комитет предложил выбрать «людей, знающих нужды народа и несправедливости, которым его и подвергают, людей, которые, как и сам народ, боролись, жили и страдали вместе с ним».

¹ «Рatrie en danger» № 22, 7/Х 1870.

² «Рatrie en danger» № 31, 11/X 1870.

На этом этапе Центральный комитет 20 округов подчеркивал, что речь идет только о своеобразной муниципальной власти внутри Парижа, и поэтому отмечал, что никаких притязаний на государственyю власть Коммуна иметь не будет. Таким образом. Коммуна должна была быть только одним из элементов общегосударственной системы при наличии существующего республиканского правительства.

В этом же номере газеты был опубликован наказ избирателям¹. Центральный комитет 20 округов предлагал выдать императивный мандат избираемым членам Коммуны с такой программой: 1) защита и поддержка принципа полной автономии Коммуны; 2) право отзыва, персональная и прямая ответственность; 3) равное и бесплатное распределение продовольствия по пайкам среди населения во время войны; отмена октруа; 4) суровая ответственность всех лиц, замешанных во всяких незаконных действиях во время империи, преследование дезертиров, приостановка всех преследований по коммерческим и гражданским делам за всё время войны и за три месяца после ее окончания, отмена с 1 октября до конца войны всей квартирной платы без процентов; 5) ликвидация полицейской префектуры и передача полицейских функций муниципалитетам, опубликование секретных документов империи, установление личных удостоверений для всех граждан («carte civile»); 6) установление светского, интегрального (т. е. всестороннего), бесплатного и обязательного обучения; 7) «социальная реформа — полная отмена всех монополий и привилегий».

На этот раз программа Центрального комитета 20 округов является гораздо более политически заостренной, чем это было в сентябрьском манифесте. Прежде всего обращает на себя внимание главный лозунг — создание Коммуны.

В первой программе Центрального комитета о Коммуне не говорилось. В обращении делегатов Центрального комитета 20 округов к правительсту 20 сентября этот лозунг был назван в конце. Сейчас он стал ведущим, центральным.

Характерно появление новых лозунгов, которые позднее превратились в декреты Коммуны: отмена квартирной платы, установление удостоверений личности, проведение светского образования, льготы по коммерческим делам.

Наконец, появляется и намек на социалистические требования: отмена монополий и привилегий. Это еще очень глухая формулировка социального вопроса, но во всяком случае она свидетельствует об усилении социалистических тенденций в делегации 20 округов.

Несомненно, что требования масс, выявлявшиеся в клубах, народных собраниях и т. д., оказали влияние и на лозунги Центрального комитета 20 округов.

Мысль о Парижской коммуне только как о муниципалитете была сильна в разных кругах Парижа в первые недели после 4 сентября. Поскольку бездарное и лживое правительство неудачно вело оборону упорно сопротивлялось муниципальным выборам, всё более усиливалось стремление к расширению полномочий Коммуны. Мысль о том, что Коммуна не сможет замкнуться в чисто муниципальные вопросы и Должна поставить политические задачи, становится широко популярной (например, в клубе Фоли Бержер 1 ноября).

В первую очередь инициаторы Коммуны думают об ее роли в борьбе против пруссаков. Так, в статье Брейе² задача Коммуны прежде всего определялась так: «энергично защищаться и разгромить пруссаков».

¹ «Рatrie en danger» № 31, 11/Х 1870.

² «Рatrie en danger» № 29, 9/X 1870.

Клубы твердили ежедневно, что только Коммуна может спасти республику и освободить страну от иноземного вторжения. «Пусть скорее придет Парижская коммуна, иначе мы задохнемся»¹, — говорила бланкистская газета.

Мысль о Коммуне 1792—1793 гг. была популярна в широких кругах парижского населения. О ней охотно говорили даже самые умеренные республиканцы, например, Ледрю-Роллен, будущий яростный враг Парижской коммуны. В пышной речи в конце сентября он говорил, напоминая пример революции конца XVIII в.: «Коммуна избранная и провозглашённая, через 24 часа заставит затрепетать неприятеля, и Франция будет спасена»².

В январе газета «Réveil» предается воспоминаниям о Коммуне 1792—1793 гг. и повторяет, что Коммуна могла бы спасти страну от иноземного вторжения: «При наличии Коммуны империя не могла бы двадцать лет давить на Францию. Если бы с середины сентября Париж имел свое законное представительство, он не испытывал бы ужасов осады и голода и был бы освобожден»³. При этом умеренные республиканцы старались опровергнуть мысль, будто Коммуна «внесет политику в городское самоуправление и установит в ратуше революционную диктатуру».

Но подавляющее большинство бланкистов и других левых группировок (некоторых прудонистов и других) в октябре выдвигало перед Коммуной гораздо более широкую программу.

Бланкистская газета, считая, что революционная Коммуна спасет родину, предлагала Коммуне такую программу: изготовление оружия и энергичная оборона, проведение системы рационов (пайков), конфискация имущества всех покинувших Париж, немедленная ликви-дация полицейской префектуры, отставка и арест агентов Бонапарта, введение светского обязательного и бесплатного образования, преследование всех изменников и трусов⁴.

В другой статье программа Коммуны формулировалась так: освобождение страны от пруссаков, спасение республики, освобождение рабочих от гнета капитала⁵. В № 32 от 12 октября газета повторяла лозунги Коммуны: она быстро победит пруссаков, вооружит республиканцев, беспощадно будет преследовать предателей и трусов, она будет одевать и кормить защитников Парижа и их семьи.

¹ «Рatrie en danger» № 36, 16/Х 1870.

² «Рatrie en danger» № 29, 9/X 1870.

³ «Réveil» 5/I 1871.

⁴ «Рatrie en danger» № 29, 9/X 1870.

⁵ «Рatrie en danger» № 30, 10/Х 1870.

На собрании Республиканского комитета Х округа (12 октяоря) один из ораторов говорил, что Коммуна проведет всеобщий набор и всех спасет. Когда кто-то начал выражать сомнения в необходимости Коммуны, собрание не дало ему договорить. Зато собравшиеся внимательно выслушали речь оратора (Леви) о задачах и программе Коммуны: «Коммуна издаст декрет о массовом наборе, об установлении пайков, о всеобщем светском обучении; она даст мощный толчок обороне Парижа, реорганизует наши финансы, она перервет глотки мо мошенникам, которые двадцать, лет грабили Францию, и заткнёт рот грязным крикунам, которые бранят и оскорбляют настоящих патриотов, подобных Бланки, Пиа, Делеклюзу, Ледрю-Роллену»¹.

Собрание национальных гвардейцев XI округа выдвинуло еще более развёрнутый план деятельности Коммуны и наметило текст ее декретов. На этот раз дело не ограничивалось только предложениями, касающимися общего положения страны, речь шла о вопросах международных, о создании всемирной республики. Собрание заявляло: «Французская республика объявляет воину королям, но не народам; пусть Америка, Италия, Польша, Венгрия, Испания, Дания восстанут ппотив своих тиранов и придут к нам па помощь; мы провозглашаем всемирную республику. Долой постоянную армию, она будет заменена национальной гвардией... Отмена бюджета церкви. Светское бесплатное обязательное обучение. Максимальные оклады жалованья — 8 тыс. франков, минимальные — 2400 франков; никакого совместительства, никаких синекур. Единый налог, прогрессивный подоходный налог. Арест и суд над всеми, кто участвовал в правительстве бесчестного Бонапарта... Конфискация имущества граждан, бежавших от врага и покинувших Париж». Резолюция заканчивалась лозунгом: «Да здравствует навеки всемирная, демократическая и социальная республика»².

Здесь мы уже слышим те требования, которые позднее могла осуществить только Коммуна: уменьшение окладов, отмена постоянного войска, отделение церкви от государства, отмена совместительства и синекур и т. д.

Подобные программы показывали, что во многих случаях под Коммуной действительно понимался не муниципалитет, а орган общегосударственной власти, который в случае чего заменит правительство. Характерно, например, заявление Мюра на собрании Республиканского комитета Х округа: если-де правительство покажет свою несостоятельность, «Коммуна, которую все требуют, сама продиктует правительству законы»³.

Коммуна, таким образом, рассматривалась как революционная власть, необходимая для страны. Вот что писал, например, бланкист Тридон: «Есть коммуна и коммуна — вещь вещи рознь. Революционная коммуна, которая спасла Францию через восстание 10 августа основала и в сентябре республику, не была основана на регулярном избрании и не была создана при помощи буржуазного стада, направившегося к урнам. Она была порождена величайшей конвульсией, как лава, вытекающая из вулкана. Коммуна 92 года была сама верхом незаконности, поскольку сам закон был несправедлив. Она имела силу смелость, потому что она имела права». Тридон сопоставляет эту революционную коммуну с «легальной», жирондистской коммуной с Петионом во главе. Революционная коммуна, которая выкинула за окно своих предшественников в ратуше, была создана «бурно, насильственно, революционным меньшинством против эгоистического и ретроградного большинства». И Тридон заканчивал статью вопросом: «Чего вы хотите: Петиона или Марата? Мунципалитет или Коммуну?»⁴

¹ «Рatrie en danger» № 36, 16/X 1870.

² «Combat» № 42, 27/X 1870.

³ «Рatrie en danger» № 34, 14/X 1870.

⁴ «Рatrie en danger» № 28, 8/Х 1870.

Не муниципалитета, а Коммуны требовали прежде всего рабочие В клубе Элизе-Монмартр один оратор говорил: «Нам нужна Коммуна, представленная пролетариями... будемте готовы каждую минуту к наступлению и особенно не забудем ружья»¹.

При обсуждении кандидатов в Коммуну пролетарские клубы требовали прежде всего выбирать рабочих. На собрании в Шато д'О один из ораторов предлагал выбрать Гюго, Луи Блана, Пиа и др. Другой оратор, Левердье, не отрицая того, что это люди почтенные предлагал другой принцип для избрания в Коммуну: «Избранники в Парижскую коммуну должны прежде всего исходить из самых недр народа. Довольно нам адвокатов, журналистов, поэтов и мечтателей. Раз навсегда нам нужно, чтобы в Коммуну вошли рабочие, которые изведали в жизни все страдания и всю нищету; они знают нужды народа и только они смогут добиться прав для труда. В 1789 г. восстала бу> жуазия, теперь пришел черед народа»².

Газета «Combat» предлагала выбирать в Коммуну молодежь «и главным образом рабочих»³.

В феврале и марте при выборах в Центральный комитет национальной гвардии, а затем при выборах в Коммуну именно этот лозунг об избрании рабочих станет очень популярным. Пролетарские массы хотели избрать в свои органы людей, тесно связанных с рабочим классом.

11 октября газета «Patrie en danger» обращалась к парижским рабочим с такими словами: «Рабочие, вы требуете Коммуны. Возьмитесь за штыки!»⁴

Народные собрания, считая, что Коммуна обеспечит республику, честное правительство и т. д., не забывали о положении и нуждах рабочего класса. Они надеялись, что Коммуна «даст возможность рабочему жить своим трудом без лишений и без эксплуатации»⁵ (собрание в Элизе-Монмартр).

В начале октября народное собрание в Бельвиле требовало создания Коммуны из 200 человек не путем выборов, a «par acclamation», при этом настаивало, чтобы список кандидатов в Коммуну «был составлен исключительно из революционных республиканцев и испытанных социалистов» 6 (предложение Гайара-отца). Это требование было поддержано в ряде других собраний (например, на собрании на авеню Клиши)⁷.

Мы знаем, что в эти дни октября на собраниях и в клубах действительно обсуждались кандидатуры в Коммуну и готовились списки будущих членов Коммуны. В документах комиссии, обследовавшей деятельность Правительства национальной обороны, приведен список членов Коммуны, заготовленный к 31 октября, почти в 150 человек. В этом списке мы насчи тали свыше 40 будущих членов Коммуны и ее активных участников.

¹ «Actes», v. VII, p. 155.

² «Patrie en danger» № 28, 8/Х 1870.

³ «Combat» № 24, 9/X 1870.

⁴ «Patrie en danger» № 31, 11/X 1870.

⁵ «Actes», v. VII, p. 152.

⁶ «Combat» № 27, 12/X 1870.

⁷ «Patrie en danger» № 36, 16/X 1870.

Успехи революционеров при выборах Парижской коммуны в значительной мере были подготовлены уже в период осады. Кандидатуры в члены Коммуны были тщательно обсуждены на народных собраниях и в клубах. Народ изучал своих будущих избранников.

В первые недели осады, покуда еще вера в Правительство национальной обороны не была подорвана, довольно часто делались заявления что Коммуна явится поддержкой для самого правительства. Например якобинская газета «Rappel» в номере от 29 сентября заявляла о выборах Коммуны: «Правительство не увидит в ней никакой угрозы, а напротив, найдет в ней средство выйти из тупика, в который оно так неудачно попало».

Режер говорил в бланкистском клубе 28 сентября: «Коммуна должна поддержать правительство и, если понадобится, заменить тех его членов, которые окажутся неспособными»¹.

На собрании Республиканского комитета Х округа Телидон заявлял что правительству не надо опасаться Коммуны, — она будет его помощницей. Левердей тоже заверял, что не будет никакого конфликта между правительством и Коммуной. Коммуна-де будет заниматься вопросами питания, полиции, образования. «Коммуна будет посредником между государственной властью и народом». Однако он полагал, что близко время, когда «разочарованный народ сам создаст свою революционную Коммуну»².

В октябре недовольство правительством все увеличивается. Парижская коммуна представляется уже как власть, не зависимая от правительства. Коммуна должна стать органом революционной власти не только Парижа, но и всей Франции. Она должна смести и заменить Правительство национальной обороны.

Правительство национальной обороны не скрывало своей ненависти и страха перед Коммуной даже в виде простого муниципалитета. Оно боялось всякого выявления воли массы, опасалось, что выбранная Парижем новая власть будет гораздо более авторитетной, чем само правительство, которое никем не было выбрано.

В протоколах заседаний Правительства национальной обороны мы не раз встречаем упоминание о страхе перед Коммуной. Когда на заседании 29 октября Араго и Рошфор наивно заявили, что «сейчас никто больше не мечтает о Коммуне», генерал Трошю, говоря о перевыборах начальников национальной гвардии, уверял, что даже эти выборы приведут к созданию Коммуны.

Мошенники из правительства «национальной измены» трепетали перед мыслью о создании Коммуны, потому что они ясно понимали, 0 против них не только народные массы, но отчасти и войско.

¹ «Рatrie en danger» № 23, 3/X 1870.

² «Рatrie en danger» № 32, 12/Х 1870.

§ 4. Обострение борьбы против правительства

В первые недели сентября правительство как будто имело поддержку в широких массах, но уже и тогда на народных собраниях раздавались критические и скептические голоса по адресу новой власти. К концу сентября критика правительственной деятельности стала очень острой. В октябре развернулась широкая борьба за свержение правительства и создание новой власти — Парижской коммуны. Эта быстрая перемена произошла потому, что с самого начала скрытые планы правительства резко расходились с планами и намерениями парижской массы. С каждым днем расхождение все увеличивалось А вожди массового движения под давлением обстоятельств и требований пролетарских масс сильно подвинулись влево.

Чрезвычайно показательна позиция Бланки, одного из самых влиятельных революционеров этой эпохи.

В своем клубе Бланки выступает главным образом по вопросам обороны. Например, 10 сентября он отмечает всю важность артиллерии. «Эта война — война артиллерии, поэтому нам нужна грозная артиллерия». У ораторов бланкистского клуба, несмотря на известное недоверие по адресу правительства, преобладают примирительные ноты. Лавиоллет, например, говорит: «Надо не порицать членов правительства, а подгонять их» («правильно! правильно!»)¹.

15 сентября в зале Фавье Бланки и Валлес выступают уже с выражением некоторого недоверия правительству. Затем Бланки начинает критиковать правительство в газете и в своих речах: правительство «больше боится революции, чем пруссаков; оно принимает меры предосторожности против Парижа, вместо того чтобы принимать меры против Вильгельма» (19 сентября). Через несколько дней Бланки писал: «После 4 сентября так называемое правительство национальной обороны имело только одну мысль — мир; не победоносный мир и даже не почётный мир, но мир любой ценой. Это его мечта, idée fixe. Оно не думает о сопротивлении... Правительство национальной обороны не хочет обороняться» (22 сентября). Правительство «неискренне», оно «увиливает» от запросов населения, писал Бланки. Бланки начинает борьбу против «диктатора Трошю». «Правительство национальной обороны — только видимость. Генерал Трошю — реальность. Растерявшиеся адвокаты не знают, куда ткнуться, цепляются за генерала, выдвинутого случайными обстоятельствами». Критикуя систему обороны, Бланки спрашивает, почему не используют 250-тысячную национальную гвардию. «Потому что её боятся, её считают не опорой, а опасностью, ведь реакционеры больше боятся революции, чем Вильгельма или Бисмарка». И Бланки добавляет: «250 тысяч национальных гвардейцев предместий могут стать революционной армией — вот почему их не хотят превратить в армию... Если они уничтожат пруссаков, они создадут республику. И реакционеры кричат в глубине души: лучше пусть погибнет Франция»².

Подводя итоги первому месяцу деятельности Правительства национальной обороны, бланкистская газета заявляла, что она лишает правительство своего доверия. Правительство действовало «по-буржуазному», а не по-революционному и довело до краха и Францию, и республику. Бланки писал в передовой: «Наибольшим препятствием для обороны является само правительство... Оно нас губит, а нам кричат «поддерживайте его»; оно ведет нас в пропасть, а нам кричат «следуйте за ним». Первый шаг к обороне состоит в том, чтобы удалить тех, кто делает оборону невозможной»¹.

¹ «Patrie en danger» № 4, 14/IX 1870.

² «Patrie en danger» № 24, 4/X 1870.

³ «Patrie en danger» № 25, 5/X 1870.

Таким образом, Бланки очень быстро понял основную сущность политики правительства как правительства, имеющего своей целью поскорее заключить мир, чтобы расправиться с рабочими. Иллюзии о каком-то едином фронте с правительством быстро исчезли.

В октябре Бланки, его газета и клуб ведут ожесточенную борьбу против правительства, намечая ряд революционных мероприятий, в том числе план осуществления Коммуны. Бланкистская газета писала: «МЫ дорого платим за нашу глупость», допустив к власти такое правительство. «Тьер интригует перед европейскими монархами; Гамбетта пишeT смешные прокламации к пруссакам и преступные воззвания к департаментам; Жюль Фавр истекает слезами в передней у Бисмарка, а Трошю нами руководит, подстегивая нас диктаторской плеткой, сплетённой сынами святого Игнация и освященной его преподобием архиепископом Дарбуа»¹.

Резкая переоценка ценностей по отношению к Правительству национальной обороны, сделанная в короткое время Бланки, была типична и для других сторонников революции. В сентябре всевозможные делегации от организаций национальной гвардии, клубов, собраний терпеливо посещали ратушу и преподносили правительству пааные советы, пожелания, решения, требования. Адвокаты ратуши жали руки делегатам, говорили успокоительные слова, кричали: «Да здравствует Франция!» Но эти театральные представления мало-помалу прекращаются. Полная бесплодность обращений всяких депутаций к правительству стала всем ясна. В конце сентября и начале октября народные массы уже не посылают делегаций в ратушу, а начинают организовывать массовые демонстрации против правительства, в защиту своих требований.

Первая крупная демонстрация была организована 5 октября Флурансом, который руководил пятью рабочими батальонами в Бельвиле (батальоны 63, 172, 173, 174 и 243-й). В эти же дни Центральный комитет 20 округов намечал свою демонстрацию, но Флуранс (со своей обычной экспансивностью и склонностью к партизанским действиям) сам поспешил повести свои отряды к ратуше. До 10 тыс. национальных гвардейцев собралось на площади перед ратушей. Делегация, руководимая Флурансом, выставила такие требования перед правительством: вооружение национальной гвардии ружьями «шаспо», решительная перемена установившейся («императорской») тактики, при которой одного француза выставляют против трех пруссаков, поголовный набор во всей стране, обращение к республикам Европы во имя проведения революции во всех странах, приглашение Гарибальди, немедленные муниципальные выборы, удаление с политических и административных постов всех подозрительных, приведение в порядок (через Коммуну) всех ресурсов и продовольственных запасов².

Правительство ответило на эти требования категорическим отказом, и Флуранс тут же сложил свои полномочия командира. Переговоры делегации с правительством закончились прп криках бельвильских стрелков: «Бельвиль умирает с голода! Коммуна! Мы требуем Коммуны!»

¹ «Patrie en danger» № 49, 29/Х 1870; «Сыны святого Игнация» — иезуиты.

² «Patrie en danger» № 27, 7/Х 1870.

Отряды бельвильцев разошлись по домам страшно возбужденные. Эта демонстрация еще раз показала упорное нежелание правительства пойти навстречу парижской массе, даже хотя бы в одном вопросе.

К этому моменту Центральный комитет 20 округов уже активно проводил свои мероприятия по организации выборов в Коммуну.

8 октября Центральный комитет 20 округов организовал большую манифестацию перед ратушей. На площадь собралось несколько десятков тысяч национальных гвардейцев и граждан. Толпа кричала: «Коммуна! Да здравствует Коммуна! Мы хотим Коммуны!»

Члены правительства попрятались. От имени правительства Ферри заявил, что никаких депутаций он не примет. Шумная манифестация перед ратушей продолжалась. В конце концов Ферри принял делегацию из трех членов Центрального комитета 20 округов. Она выдвинула только одно народное требование — немедленные выборы Парижской коммуны. Ферри не хотел об этом и слышать. При уходе делегации префект полиции Кератри пытался арестовать одного из участников делегации, но национальные гвардейцы не допустили этого.

Пока толпа демонстрировала перед ратушей, в аристократических кварталах били сбор и пытались организовать контрдемонстрацию. На улицах появились буржуазные батальоны, вызванные командующим национальной гвардией. По словам Варлена, некоторые из этих отрядов были созваны к ратуше под предлогом, что их направляют на фронт. Но, когда эти батальоны увидали, что на площади толпа требует созыва Коммуны, они подняли приклады вверх. Кое-кто даже отвечал возгласом: «Да здравствует Коммуна!» Варлен указывал, что нельзя было все эти буржуазные батальоны, посланные правительством, считать поголовно реакционными. Варлен иронически добавлял: «К сожалению, многие граждане еще верят, что стоит только направить к правительству требования, ежевечерне принимаемые на народных собраниях, и правительство тотчас же поспешит их исполнить»¹.

Первая попытка правительства противопоставить буржуазные батальоны пролетарским не удалась. Даже буржуазные батальоны не собирались демонстрировать в честь правительства. Лозунг «Коммуны» захватывал и мелкую буржуазию.

Демонстрации не дали результатов, но они очень обеспокоили правительство. Правительство издало приказ о воспрещении всяких демонстраций. Охрана ратуши была поручена, вместо национальных гвардейцев, бретонским мобилям Трошю. Многие парижские буржуа, в том числе мэры и их помощники, стали ходить с револьверами — не против пруссаков, конечно, а против рабочих. Буржуазная пресса усилила травлю рабочих и стала называть революционеров «npyccкими агентами».

Неудача демонстраций подкрепила мнение о важности создания Парижской коммуны явочным порядком. Росла мысль о необходимости свержения правительства. Все левые газеты, все народные собрания и клубы в октябре говорят главным образом о создании Парижской коммуны.

Быстрый рост революционного движения в Париже весьма беспокоил не только Правительство национальной обороны, но и пруссаков.

¹ «Patrie en danger» № 32, 12/Х 1870.

Версальская газета «Nouvelliste de Versaille», издававшаяся пруссакамИ очень резко критиковала Правительство национальной обороны, за бессилие в борьбе против революционного движения. В № 7 от 21 октября газета писала: «Клубы уже претендуют на то, чтобы от управлять именем Парижской коммуны. Красные афиши с таким подзаголовком расклеены по городу и призывают национальных гвардейцев выбирать членов парижского муниципалитета. Когда эти выборы произойдут, вы увидите вооруженную демонстрацию, которая создаст Парижскую коммуну, т. е. террор».

Немцы пугали правительство Трошю восстанием рабочих и красным террором и усиленно рекомендовали французскому правительству решительные меры. «Чем смелее становится террористская партия, тем больше слабости проявляет правительство; если оно не предпримет быстрых и энергичных мер, оно будет смято и истреблено этими дикими скотами... Если генерал Трошю не будет действовать решительно и без промедления, в Париже быстро укрепится террор».

В середине октября Центральный комитет 20 округов снова обратился с воззванием к населению¹. Это воззвание повторяло оборонческие лозунги — в этом смысле позиция всех революционных организаций оставалась неизменной. В воззвании говорилось: «Перед лицом двойной опасности — чужеземного вторжения и внутренней реакции — война должна вестись без пощады, без передышки, без слабости. Никакого перемирия, никакого дипломатического вмешательства... никакого мира с врагами, покуда они находятся на нашей священной земле». Воззвание просило помощи у республик всех стран мира и у братьев по ту сторону Рейна — у немецких пролетариев.

«Вставайте все, кто трудится, борется и страдает ради справедливости, вставайте все угнетённые!— говорилось в воззвании.— Пришёл час великого боя, который рассудит народы и королей,— сверхчеловеческий поединок двух принципов».

Авторы воззвания обращались к крупным городам — Лиону, Марселю и др. — с предложением, чтобы они направили в Париж революционные армии, объединенные в «интернациональную армию революции под командованием Гарибальди». Воззвание заканчивалось лозунгом: «Да здравствует всемирная республика!»

Правительство, обеспокоенное ростом революционного движения, начало применять новые приемы борьбы против революции. В конце сентября при помощи полицейской префектуры правительство начало клеветническую кампанию против Центрального комитета 20 округов. Был пущен слух, будто некоторые члены Центрального комитета были бонапартистскими агентами. Двое членов Центрального комитета — Белэ и Вайан — потребовали от префектуры официального опровержения этих слухов. Префектура была вынуждена сообщить, что таких данных у неё нет. Председатель комиссии, рассматривавший бумаги Тюильрийского дворца, точно так же заявил, что никаких документов против членов Центрального комитета обнаружено не было. Но клеветническая кампания против организаций рабочего класса продолжалась. Одновременно правительство начало пускать в ход репрессии.

¹ «Patrie en danger» № 41, 21/Х 1870.

Правительство сняло с должности мэра Моттю, который начал явочным порядком осуществлять светское обучение в своем округе. Оно подняло дело против популярного руководителя национальной гвардии Сапиа и арестовало его. Оно добилось отрешения от должности некоторых революционных командиров национальной гвардии.

Но народ продолжал борьбу. Как раз в это время начался сбор денег на приобретение пушек для национальной гвардии. Флуранс, против которого выставлено обвинение в попытке свержения правительства, единодушно снова избирается командиром батальонов (хотя всё-таки не принимает избрания). Сапиа оправдан судом вопреки махинациям правительства.

Революционные организации лихорадочно подготавливают выступления против правительства. Париж кипит. В это время происходит и ряд событий на фронтах, резко обостривших внутреннее положение страны и столицы.

Парижские пролетарии делают первую попытку свергнуть правительство и создать свою Коммуну.