§ 1. Центральный комитет у власти

Когда утром 19 марта Париж проснулся (это было воскресенье), он узнал, что в столице новая власть — Центральный комитет национальной гвардии, выделенный парижскими рабочими.

В своих первых прокламациях новое правительство говорило: «Парижский народ сбросил ярмо, которое пытались наложить на него... Пусть Париж, а с ним и вся Франция заложат крепкую основу республики со всеми вытекающими из нее последствиями единственного правительства, которое навсегда положит конец эпохе вражеских нашествии и гражданских войн».

Центральный комитет заявлял, что первой задачей его будет немедленное проведение выборов в Коммуну. День выборов был назначен на 22 марта.

В тот же день, 19 марта, Центральный комитет (от имени правительственного уполномоченного при министерстве внутренних дел Грелье) сообщал, что он «твердо решил соблюдать предварительные условия мира, чтобы обеспечить этим путем спасение республиканской Франции и дело общего мира», т. е., иными словами, Центральный комитет официально отказывался от возобновления войны с пруссаками. Центральный комитет хотел удержать пруссаков от вмешательства в дела Парижа и обеспечить тыл столицы для борьбы с правительством Тьера.

В обращении к департаментам (от имени правительственных уполномоченных при «Journal officiel») новая власть призывала немедля последовать примеру столицы, создать у себя республиканские учреждения и послать делегатов в Париж: «Деревня дружно последует примеру городов; вся Франция после перенесенных ею страданий будет стремиться к одной цели: обеспечить общее благо».

Наконец, в развернутом обращении о своих задачах Центральный комитет заявлял, что он не собирается быть правнтельством, а вынужден действовать в порядке самозащиты. Он готов передать власть после проведения выборов. Указывая на систематическую провокацию правительства по отношению к Парижу, Центральный комитет говорил о себе: «Он не действовал тайком; имена его членов значатся на всех его прокламациях. Если имена эти и негромки, зато носители их не уклонялись от ответственности, а она была велика... Он не был группой неизвестных, но был создан свободным волеизъявлением национальной гвардии» голосами ее 215 батальонов... Он не был зачинщиком беспорядков, ибо национальная гвардия, оказавшая ему честь признать его своим руководителем, не запятнала себя ни эксцессами, ни репрессиями и обнаружила импонирующую всем силу своим благоразумием и умеренностью»¹.

Таким образом, в первых своих воззваниях Центральный комитет национальной гвардии говорил только об укреплении республики, передаче после выборов своей власти новому органу — Коммуне — и т. п. Но в статье правительственного делегата при «Journal officiel» (Лонге) в номере от 21 марта была развернута гораздо более четкая программа. Там говорилось: «Безвестные пролетарии, еще вчера никому не известные, но имена которых скоро станут достоянием всего мира... решили спасти одновременно и порабощенную родину и угрожаемую свободу. В этом будет их заслуга перед современниками и перед потомством. Пролетарии столицы, видя поражение и измену господствующих классов, поняли, что настал час, когда они сами должны спасти положение, взяв в свои руки управление общественными делами... Разве буржуазия не понимает, что теперь пришел черед для освобождения пролетариата... Пролетариат перед лицом постоянной угрозы своим правам и полного отрицания всех его законных стремлений, видя крушение родины и всех своих надежд, понял, что на него возложен повелительный долг и неоспоримое право стать господином собственной судьбы и взять в свои руки правительственную власть».

Таким образом, в официальном органе Центрального комитета была отчетливо указана основная задача переворота — захват власти пролетариатом, создание пролетарского органа власти.

Назначение коммунальных выборов не могло изменить существа дела: Центральный комитет был уверен, что создание Коммуны на основе общих выборов оставит власть в руках рабочих.

У руководителей парижского пролетариата не было развернутой программы, но они добивались не только республики, но и перестройки общественных отношений. Коммунары хотели построить свое, пролетарское государство. Они шли ощупью, инстинктивно намечая новые пути.

Ленин писал, что после 18 марта «...народ остался господином по-ложения, и власть перешла к пролетариату. Но в современном обществе ролетариат, порабощенный капиталом экономически, не может господствовать политически, не разбивши своих цепей, которые прпковывают его к капиталу. И вот почему движение Коммуны должно было непременно получить социалистическую окраску, т. е. начать стремиться к низвержению господства буржуазии, господства капитала, к разрушению самых основ современного общественного строя»².

Парижские рабочие начали героическую борьбу против каиитализма, они сделали первый шаг к победе социализма.

Кто играл руководящую роль в Центральном комитете? Кто из его членов был широко известен в Париже?

¹ «Journal officiel», 20/III 1871.

² В.И.Ленин, Соч., т. 17, стр. 112.

Правительство и буржуазная печать с самого начала марта пытались дискредитировать Центральный комитет национальной гварди тем, что его членов никто не знает. В афише 3 марта министр внутренних дел Пикар писал об «анонимном центральном комитете». Подготавливая захват пушек, Тьер оповещал (17 марта) о «таинственном комитете, который... хочет образовать свое правительство». 18 марта правительство заявило, что оно хочет покончить с «повстанческим комитетом члены которого, почти поголовно незнакомые населению, являются представителями коммунистических учений и грозят предать Париж разграблению, а Францию — могиле». А 19 марта, покидая Париж, члены правительства Тьера снова повторяли: «Кто члены этого комитета? Никто в Париже не знает их; их имена неведомы миру. Никто не может даже сказать, к какой партии они принадлежат. Коммунисты они, бонапартисты или сторонники пруссаков? Или они агенты этой тройственной коалиции?»¹.

А реакционная газета «Journal des Debats» 19 марта писала: «Что это за Центральный комитет, который присвоил себе право от имени народа захватить ратушу? Кто из нас его назначал? Кто из нас подозревал, что создалась таинственная власть, которая сейчас претендует на то, будто мы ее установили?»

Писатель Гонкур, увидев в прокламации список членов Центрального комитета, писал в своем дневнике, что «имена членов нового правительства столь неизвестны, что это кажется просто мистификацией»².

Конечно, все эти господа из правительства Тьера, буржуазные писаки, обыватели типа Гонкура хорошо знали имена всех прожженных дельцов империи, проституированных адвокатов типа Фавра и великосветских лореток, но не интересовались именами тех, кого знал и любил народ Парижа.

Эли Реклю был прав, говоря о членах Центрального комитета национальной гвардии: «Их хорошо знали в своих кварталах, но их не знали в министерстве внутренних дел, в министерстве иностранных дел, в светских салонах и в дипломатических кругах»³.

Буржуазия и ее прихвостни возмущенно говорили: «Что это за правительство? Простые люди. Простые рабочие».

¹ Воззвания Тьера см. в сборнике «Journal des journaux de la Commune», v. I—II, P. 1871.

² «Journal des Goncourt», v. 1 (2-я серия), стр. 231.

³ Elie Reclus, La Conumme au jour le jour, 1871, P. 1909, p. 10.

А.Бийорэ

М.Лисбонн

В составе Центрального комитета национальной гвардии в этот момент было 40 человек. По своему социальному положению половина их были рабочие, половина — мелкие служащие и интеллигенты. Из членов Центрального комитета шестнадцать человек были членами Интернационала. В партийном отношении состав Центрального комитета оы, очень пестрым: были прудонисты — Варлен, Журд, Асси и др., бланкисты — Буи, Ранвье, Мортье, Виар, якобинцы — Бийорэ. Было несколько человек неопределенных политических воззрений. Попало в состав Центрального комитета и несколько предателей: Люллье, явно предававший народное дело, и Бланше (Пуриль), разоблаченный во время Коммуны как бывший полицейский агент. Вероятно, были в Центральном комитете и некоторые другие лица, помогавшие Версалю. Маркс на Лондонской конференции I Интернационала (17—23 сентября 1871 г.) говорил, что в Центральном комитете «...было много бонапартистов и интриганов, умышленно потерявших в бездействии первые дни революции, которые они обязаны были посвятить ее укреплению»¹.

Из деятелей Интернационала особенно известен был, конечно, Варлен. Он был вообще широко популярен в Париже. В Центральном комитете он занимал одно из самых видных мест.

Среди других членов Интернационала можно назвать прежде всего Асси и Журда. Асси — молодой рабочий-механик. Он приобрел известность как один из организаторов крупной стачки в Крезо в 1870 г., где участвовало 5 тыс. бастующих. Асси перед этим руководил рабочей кассой взаимопомощи, и его увольнение с работы было одной из причин стачки. Он был затем арестован и привлечен к третьему процессу Интернационала. Это был умный, энергичный организатор, пылкий оратор, очень популярный на собраниях, левый прудонист. После 4 сентября он активно реорганизовал секции Интернационала. Был офицером национальной гвардии. Позднее был выбран в Коммуну и был членом Комисии общественной безопасности. Ему было в это время 30 лет. На версальском суде он держался смело, вызывающе. Сослан был в Новую Каледонию.

Журд, банковский служащий, друг Варлена, прудонист, примкнул Интернационалу во время осады. Он много занимался экономпческими науками и математикой. В Коммуне он был занят, главным образом, финансами — это был министр финансов Коммуны. Человек точный, спокойный, Уравновешенный. По взглядам он был скорее республиканцем, чем социалистом. Он тоже был судим после Коммуны.

¹ «Лондонская конференция Первого Интернационала 17—23 сентября 1871 г.», М. 1936, стр. 64.

Из других членов Интернационала в Центральный комитет входили: Андинью, портной, секретарь секции Интернационала Пер-Лашез; Авуаи-сын, рабочий-формовщик, во время Коммуны руководил кавалерией; Дюпон (Кловис), рабочий-корзинщик, член Комиссии труда и обмена Коммуны; Прюдом (или, точнее, Прюдом Анри), рисовальщик-литограф, один из военных руководителей Коммуны (это старший из братьев Анри; все они были военными работниками Коммуны); Мальжурналь, переплетчик, энергичный военный работник Коммуны, раненый н взятый в плен версальцами; Лисбонн, актер, один из самых смелых руководителей военной борьбы Коммуны; Бийорэ, художник, якобинец, был при Коммуне членом Комитета общественного спасения, стоял за решительные меры против заложников, за закрытие буржуазной печати.

Среди бланкистов, членов Центрального комитета, было два члена Интернационала — Арно и Ранвье.

Антуан Арно, железнодорожный служащий, литератор, был членом Центрального комитета 20 округов, одним из организаторов Центрального комитета национальной гвардии, активным работником Интернационала. Он пользовался большим влиянием в Интернационале. В Коммуне он исполнял ряд важных обязанностей, был секретарем Коммуны, членом обоих составов Комитета общественного спасения членом Комиссии внешних сношений и др. Это был сдержанный, молчаливый человек, хороший организатор. Арно стоял за решительные меры против версальцев и их сторонников.

Другим видным бланкистом и членом Интернационала был Ранвье, рабочий-декоратор, близкий друг Флуранса, бывший одним из популярных клубных ораторов. Он был членом Центрального комитета 20 округов во время осады, начальником батальона в Бельвиле. Участвовал в восстании 31 октября и был арестован. Был избран мэром в Бельвиле в ноябре 1870 г., но правительство аннулировало эти выборы. Ранвье героически дрался на фронтах в дни Коммуны (в форту Исси). Был членом обоих составов Комитета общественного спасения.

Заметную роль в Центральном комитете играл бланкист Жюль Бержере, рабочий-типограф, затем журналист. Он был одним из генералов Коммуны, членом Исполнительной и Военной комиссий. Отличался мужеством, но, видимо, не имел способностей военного командира.

Из других членов Центрального комитета очень большое влияние имел Жорж Арнольд, архитектор. Считали, что он и Андинью были главными организаторами Центрального комитета. Это был очень активный, умный и способный человек. Был членом Военной комиссии Коммуны. Его политические взгляды не вполне ясны — в Коммуне он был близок к меньшинству. В ряде случаев он пытался противопоставить Центральный комитет Коммуне.

Моро, как говорят, составлял большую часть обращений и документов Коммуны. Одно время он был гражданским делегатом в военном министерстве.

Но кроме этих 40 членов Центрального комитета национальной гвардии, вокруг новой власти собралось немало людей (членов Интернационала, прудонистов, бланкистов и др.), которые в первые же дни тесно связались с Центральным комитетом и выполняли его указания, получали назначения и т. д. Назовем, например, Тейса, Лонге, Maлона, Вайяна, Эда, Риго и др.

§ 2. Организация новой власти

Первой задачей Центрального комитета было создание новых органов власти. Он сразу же послал своих комиссаров во все министерства и государственные учреждения. Арно и Грелье (затем замененные Вайяном) были направлены в министерство внутренних дел, Варлен и Журд - в министерство финансов, Эд — в военное министерство, Дюваль и Риго — в префектуру полиции, Бержере — в штаб укрепленного района, Комбац — в управление почты и телеграфа, Моро — в «Journal officiel» и правительственную типографию, Асси был назначен комендантом ратуши.

Но дело было не только в назначении новых руководителей правительственных учреждений, но и в создании совсем новых органов пролетарской власти. Надо было сломать, разрушить буржуазную государственную машину.

Эту теоретическую формулировку задачи пролетарской власти дали Маркс и Энгельс. В знаменитом письме Маркса к Кугельману от 12 апреля 1871 г. читаем: «Если ты посмотришь последнюю главу моего «18 Брюмера», ты увидишь, что, по моему мнению, ближайший подъем французской революции будет попыткой не передать бюрократически-военную машину из одних рук в другие, как это бывало до сих пор, а разрушать эту машину. Именно таково предварительное условие всякой действительно народной революции на континенте»¹.

В предисловии к новому немецкому изданию «Манифеста Коммунистической партии», помеченном 24 июня 1872 г., Маркс и Энгельс писали: «В особенности Коммуна доказала, что «рабочий класс не может просто овладеть готовой государственной машиной и пустить ее в ход для своих собственных целей»².

Ленин, обобщая опыт Парижской коммуны и опыт русской революции 1905—1907 гг., давал такую формулировку требований пролетариата по вопросу о государстве:

«Нам нужно государство, но н е такое, какое нужно буржуазии, с отделенными от народа и противопоставляемыми народу органами власти в виде полиции, армии, бюрократии (чиновничества). Все буржуазные революции только усовершенствовали э т у государственную машину, только передавали е е из рук одной партии в руки другой партии.

Пролетариат же, если он хочет отстоять завоевания данной революции и пойти дальше, завоевать мир, хлеб и свободу, должен «р а з б и т ь», выражаясь словами Маркса, эту «готовую» государственную машину и сменить ее новой, сливая полицию, армию и бюрократию с поголовно вооруженным народом. Идя по пути, указанному опытом Парижской коммуны 1871 года и русской революции 1905 года, пролетариат должен организовать и вооружить все беднейшие, эксплуатируемые части населения, чтобы они сами взяли непосредственно в свои руки органы государственной власти, сами составили учреждения этой власти»³.

¹ К.Маркс и Ф.Энгельс, Соч., т. XXVI, стр. 105.

² К.Маркс и Ф.Энгельс, Манифест Коммунистической партии, Госполитиздат, 1956, стр. 6.

³ В.И.Ленин, Соч., т. 23, стр. 317.

Маркс и Энгельс указывали на необходимость разрушения буржуазной государственной машины и намечали основные черты пролетарского государства. Но рабочие Парижа не были подготовлены к этим сложным задачам. Они ощупью, инстинктивно искали путей для организации своей государственной власти. Один из важнейших элементов, обеспечивающих пролетарскую власть, был налицо — всеобщее вооружение народа было осуществлено. Никакой регулярной армии в столице уже не было. Таким образом, одного из самых опасных орудий угнетения — армии — в Париже не существовало. Равным образок была сразу ликвидирована и полиция. Еще до 18 марта около половины округов изгнали полицейских и заменили их национальными гвайрдейцами. А уже к вечеру 18 марта префектура полиции была занята рабочими и все чины полиции и жандармерии бежали в Версаль.

Таким образом, два рычага буржуазной государственной машинь были сломаны.

Более сложным был вопрос о бюрократии, о чиновничестве, т. е. о сломе органов государственного управления и создании своих, пролетарских органов. Но здесь в известной мере помогло то обстоятельство, что по директиве правительства Тьера все чиновники должны были уехать из Парижа в Версаль и во всяком случае не являться на работу.

Уже 18 марта большинство министерств и учреждений получило эту директиву. Так, например, главный телеграф предложил, чтобы все телеграфные отделения были закрыты, а служащие разошлись. 19 марта в циркулярной телеграмме всем чиновникам министерств было предложено выехать в Версаль при первой «возможности в индивидуальном порядке». При этом предлагалось «сохранить в каждом учреждении чиновника для наблюдения и охраны помещения и бумаг»¹.

В министерстве юстиции, кроме курьеров, был оставлен эконом, который сообщал приходящим, что всем предложено немедленно ехать в Версаль. Министр сельского хозяйства и торговли Ламбрехт дал (28 марта) такую директиву своему персоналу по проведению саботажа: «Я решил, что ввиду сложившихся обстоятельств вы будете считаться в отпуску с сохранением полного содержания. Я снова приглашаю вас воздержаться от какого-либо содействия другой власти, кроме существующей в Версале. Вы обязаны (впредь до нового приказа) не появляться на службе»².

Таким образом, был организован настоящий саботаж против рабочей власти.

По общему свидетельству, за Центральный комитет и за Коммуну стояли все мелкие служащие в мэриях, почтовых отделениях, государственных учреждениях и т. д. Их было до 20—25 тыс. Исчезли или были сняты Центральным комитетом все руководящие чиновники. Уехало и разбежалось много чиновников средних категорий. Оставались, таким образом, те исполнители, которые вели всю основную текущую работу, но исчезло начальство всяких степеней, весь командующий состав бюрократических учреждений.

¹ Laurent, La Commune de 1871. Les postes etc., P. 1934, p. 5. В книге приведен ряд новых архивных документов о работе почты и телеграфа.

² «L'Affranchi» № 1, 2/IV 1871.

Все посольства 20 марта уехали пз Парижа и водворились в Версале. При этом (как это было в Советской России в 1917—1918 гг.) в посольствах и консульствах были оставлены чиновники главным образом шпионажа.

Перед лицом этого саоотажа Центральный комитет дал приказ об увольнении тех служащих, которые немедленно не станут на работу¹. 0дновременно Центральный комитет продолжал снимать с должностей ведущих чиновников разных государственных учреждений. Так, были сняты директор и другие начальники национальной типографии. Комиссарами туда были посланы Пенди и Луи Дебок. Рабочие типографии остались на месте, а служащие и разные руководящие работники исчезли. В конце марта рабочие избрали из своей среды руководителей отдельных цехов и отделов типографии.

Члены Интернационала Файе и Комбо были направлены в дирекцию прямых налогов. Руководящий персонал дирекции уехал в Версаль а чиновники не появлялись. Комиссары Центрального комитета заменили всех бывших сборщиков податей надежными людьми; было выделено 40 человек из рабочих и мелких служащих, принадлежавших к Интернационалу.

Таким путем создавались новые органы власти, где вместо правительственных чиновников государственную работу выполняли рабочие и служащие, тесно связанные с Интернационалом и другими массовыми организациями.

Центральный комитет с самых первых часов захвата власти был вынужден завладеть правительственными органами в Париже. В прокламациях Центрального комитета 19 марта говорилось: «Министерства организованы». Это означало, что Центральный комитет отнюдь не намеревался считать себя каким-то парижским муниципалитетом, а, напротив, рассматривал себя носителем государственной власти страны.

Мероприятия Центрального комитета носили именно такой характер.

Первое заседание Центрального комитета национальной гвардии в ратуше происходило ночью с 18 на 19 марта, 19-го в половине девятого утра происходило второе заседание под председательством Моро. В течение дня Центральный комитет заседал еще два раза. На этих заседаниях, кроме назначений в разные министерства, был принят ряд других решений.

Главные решения Центрального комитета касались прежде всего издания правительственных органов (захват министерств и пр.), подготовки и назначения выборов в Коммуну (на 22 марта).

В тот же день, 19 марта, было снято осадное положение, были упразднены военные суды, объявлена полная амнистия по политическим делам.

Приняв все эти предварительные меры для обеспечения и организации правительственной власти, Центральный комитет наметил мероприятия для улучшения положения трудящихся. Уже 20 марта было отменено постановление о продаже заложенных в ломбарде вещей. Сроки платежей по долговым обязательствам были отложены на месяц, было воспрещено выселение жильцов из квартир и гостиниц.

¹ «Journal officiel», 23/III 1871.

Центральный комитет затем подготовил и более распространенное постановление для облегчения положения трудящихся. Было решено отпустить 1 млн. фр. на пособия наиболее нуждающимся семействам из сумм, явившихся «результатом экономии за время нашего пребыиан у власти и, в частности, уничтожения всех прежних окладов». Взносы квартирной платы ниже 250 фр. в год отсрочивались, от 250 до 800 фр. отсрочивались в уплате на две трети, а от 800 до 1500 фр. - на одну треть. Платежи по векселям и т. п. были приостановлены на 6 месяцев. Все вещи стоимостью до 15 фр., заложенные в ломбарде, должны были быть возвращены владельцам.

Таким образом, Центральный комитет уже приступил к проведению ряда мероприятий, которые позднее были оформлены в более распространенном виде Коммуной.

Были приняты меры общественной безопасности — против грабежей (расстрел на месте кражи), азартных игр на улицах п т. д.

Но одна важная цитадель — Французский банк — оставалась полностью во власти правительства: Центральный комитет, как и Коммуна, не посягнул на эту власть¹. Центральный комитет ограничился только тем, что потребовал от банка денег. Эд рассказывал, что когда они вместе с Бийорэ пришли в банк 20 марта, они быстро добились получения 1 млн. фр. Директор банка де Плек дал свое согласие на эту выдачу, но зато категорически возражал против присылки в банк батальона национальной гвардии. Журд и Варлен, узнав о согласии де Плека были очень обрадованы и закричали: «Дело идет!» («Ça va!»). Они даже не представляли себе, что могли бы потребовать от банка передачи всех ценностей.

§ 3. Борьба с контрреволюцией

Тьер, опрометью прискакавший из Парижа днем 18 марта в Версаль, постарался сделать вид, будто в столице ничего особенного не случилось. Генералу Апперу, командовавшему войсками Версаля, Тьер сообщил, что он прибыл,.. чтобы озаботиться размещением членов Национального собрания. 18 марта вечером, за обедом, на котором присутствовали видные генералы и чиновники, Тьер даже не обмолвился о том, что в Париже восстание. Ночью, когда один из журналистов заявил в кругу приближенных к правительству лиц, что Тома и Леконт расстреляны, Тьер категорически это опровергал. Одним словом, он пытался изобразить дело так, что никакого восстания нет, а просто правительство приехало в Версаль на сессию Национального собрания. Но эту фикцию можно было сохранять только 18-го, так как ночью уже начали вступать в Версаль отдельные дезорганизованные парижские части.

Тьер старался всячески исказить события и особенно не допустить «нежелательных» вестей в провинцию. Утром 19-го он посылает свою лживую телеграмму всем префектам, всем генералам и т. д.: «Все правительство целиком собралось в Версале. Национальное собрание соберется здесь же. Армия численностью в 40 тыс. человек сконцентрировалась здесь в полном порядке»². И во все следующие дни Тьер собственноручно отправлял по утрам очередные лживые телеграммы, заполняя их бешеной клеветой против рабочего правительства.

¹ Французский банк был формально частным учреждением, руководившимся правлением акционеров, но фактически он исполнял функции общенационального правительственного банка.

² «L'armée de Versailles», P. 1871, р. 10.

Другой свидетель из правительственного лагеря, Ж.Симон, дает аналогичную картину Версаля 18—19 марта: «Путки, лошади, солдаты в полном беспорядке; громадные, наспех сметенные кучи снега; тут и там зажженные охапки хвороста — кухни под открытым небом; никакого намека на порядок и дисциплину, на всех лицах гнев и вызов, — все это скорее напоминало орду, а не регулярное войско. Солдаты не отдавали чести своим офицерам и, проходя мимо, глядели на них с угрозой. А среди этого хаоса двигались целые семьи со своими картонками и свертками. Это были парижские буржуа, гонимые страхом, чиновники, прибывшие в Версаль, депутаты»².

У правительства Тьера в этот момент не было никакой реальной силы. Поэтому, когда позабытый второпях 69-й полк 22 марта выступил из Люксембургского сада и прибыл в Версаль, Тьер, Винуа и др. особенно отметили этот полк. Но и вместе с этим полком силы правительства были очень ничтожны.

Поэтому правительство Тьера поспешило принять ряд мер к укреплению своего положения. Во-первых, началась энергичная клеветническая пропаганда в правительственных телеграммах, прокламациях и в печати в целях моральной изоляции Парижа от всей страны. Во-вторых, Тьер немедленно обратился к Бисмарку за помощью, прежде всего за разрешением привести новые войска к Парижу. В-третьих, началось ловкое использование мэров Парижа для всяческой оттяжки выборов Коммуны и, главное, для отвлечения внимания Центрального комитета национальной гвардии от наступательных действий на Версаль. В-четвертых, правительство Тьера оказало свою помощь для контрреволюционных выступлений в Париже.

Хотя войска покинули столицу и буржуазные батальоны не обнаружили никакой охоты сражаться за правительство, все-таки в Париже оставалось еще немало элементов, которые никак не могли сочувствовать созданию пролетарского правительства.

Мэры буржуазных округов (I, II п др.) совместно с офицерами буржуазных батальонов начали группировать силы для борьбы против Центрального комитета.

¹ J. Favre, Gouvernement de la defense nationale, partie 3, p 244.

² J. Simon, Le Gouvernement de M. Thiers, p. 257.

20-21 марта уже были сделаны первые попытки сплотить силы «порядка». Днем 20 марта заместитель мэра II округа (Биржа) Шерон созвал начальников батальонов своего округа для обороны мэрии. Собравшиеся выпустили афишу с призывом охранять «порядок». Полковник Кевовилье (по профессии торговец бриллиантами) был назначен руководителем тех вооруженных сил, которые можно было сплотить вокруг мэрии. Рассчитывали, что девять батальонов округа пойдут за правительством. Три батальона перешли на сторону Центрального митета национальной гвардии.

В тот же день, 20 марта, в мэрии Лувра (I округ) тоже созвали начальников батальонов для охраны округа, но никто не явился. Однако 21-го собрали около 200 офицеров и выпустили афишу с лозунгами «соглашения», «примирения». С этого момента три батальона начали oхранять мэрию. К этим батальонам присоединилось несколько десятков учащихся политехнической школы. Привезли к мэрии даже несколько пушек, но для них не было снарядов.

21 марта на стенах столицы появилось еще несколько воззваний против Центрального комитета национальной гвардии. Капитан Бонн (из 253-го батальона) приглашал всех «честных граждан, друзей порядка» объединиться, чтобы «положить преграду революции», а капитан Ниволей (17-й батальон мобилей) призывал объединиться вокруг адмирала Сессэ «для защиты общества, находящегося в опасности».

В это же время парижские буржуазные газеты (их было до 30) вели бешеную травлю против Центрального комитета и предлагали бойкотировать выборы в Коммуну.

В качестве руководителя сил контрреволюции Тьер послал в Париж адмирала Сессэ. Это был бездарный, ограниченный старик, болтун и фанфарон, равно беспомощный как в море, так и среди волн парижского народа. Тьер, посылая адмирала в Париж, отнюдь не надеялся на его победоносные успехи в борьбе против Центрального комитета, а только хотел выиграть время. Да и сам Сессэ ни на что особенно не рассчитывал. 21 марта адмирал поселился в шикарной гостинице «Гранд-отель», на площади Оперы, т. е. рядом с генеральным штабом национальной гвардии, находившимся на Вандомской площади.

Сессэ, по словам Фавра, выяснил, что в четырех важных пунктах Парижа, а именно: у вокзала Сен-Лазат, у Сен-Сюльпис, у «Гранд-отеля» и в Пасси, было сосредоточено около 15 тыс. человек «верных» батальонов, но у них не хватало ни патронов, ни продовольствия. Да и моральное состояние их было невысоко — они проявляли недовольство Национальным собранием; например, два батальона Пасси отказывались покидать свой квартал.

Сессэ просил у Тьера прислать хотя бы 5 тыс. солдат регулярной армии, но тот отказал. Ле-Фло не дал Сессэ просимых им пушек. Правда, правительство послало в Париж на пароходе запас оружия и снарядов, но пароход был захвачен отрядом национальной гвардии.

По хвастливому заявлению полковника Кевовилье, у него в мэрии II округа было 21 марта 2 тыс. человек, а к 25 марта 10 тыс. человек (считая мобилей и студентов). Эта цифра была явно преувеличена. Нечего говорить, что абсолютно фантастично было разосланное для печати сообщение полковника де Бофора (25 марта), будто в защиту правительства в Париже собралось 110 тыс. человек(!)¹.

Все очевидцы единодушно указывают, что никакой активности «хорошие» батальоны не собирались проявить. Сессэ впоследствии признавался, что некоторые батальоны соглашались отправиться в назначенное им место, но как только дело доходило до исполнения обещания, батальоны отвечали, что они готовы защищать свой округ, но из него не уйдут.

¹ F.Dame, La resistance.., p. 314—315.

Таким образом, для активных выступлений против национальной гвардии партия «порядка» оказывалась беспомощной. Это особенно ярко выявилось при организации демонстраций 21 и 22 марта.

Первая демонстрация контрреволюции была организована 21 марта. Сперва собралась небольшая группа в 20 человек на площади Оперы (т. е. у штаба Сессэ). Затем толпа стала медленно нарастать. Она прошла по буржуазным кварталам — около Биржи, мимо мэрии IX округа, по улице Мира и мимо Вандомской площади к Елисейским полям. В ней участвовало около тысячи человек. «Daily Telegraph» писал, что это были «джентльмены, т. е. люди в цилиндрах, одетые в тонкое сукно». Демонстранты кричали: «Долой Центральный комитет! Долой Коммуну! Да здравствует Национальное собрание!» Знамя нес один русский, живший в Париже 10 лет (по словам Катюля Мендеса, его инициалы A. J.).

Катюль Мендес, близко наблюдавший события, указывал, что заправилы контрреволюции усиленно откармливали («как принцев») буржуазных национальных гвардейцев во II округе и давали им по бутылке вина в день. Ряд улиц кругом мэрии II округа был оцеплен часовыми, дома были заняты отрядами, с тем чтобы по сигналу обстреливать из окон со второго этажа¹. Полковник Кевовилье изображал из себя «верховного командующего» в кварталах около Французского банка, Биржи, мэрии II округа, т. е. непосредственно около ратуши.

22 марта контрреволюционная демонстрация повторилась в большем размере. В ней опять участвовали буржуазные элементы, всего до 2 тыс. человек. Демонстрация началась с площади Оперы, затем прошла по улицам Мира к Вандомской площади. Среди демонстрантов было несколько видных монархистов вроде де Геккерна (убийцы Пушкина), де Пена, виконта де Молине и др. Демонстранты нацепили на грудь голубые кокарды. Толпа держалась вызывающе. Кричали: «Долой убийц! Долой комитет!» Национальная гвардия оцепила улицу. Выстрелом из толпы был ранен член Центрального комитета Мальжурналь. Генерал Бержере, командовавший национальной гвардией, предложил собравшимся разойтись.

Пять минут гремят барабаны. Толпа продолжает оскорблять гвардейцев, пытается отнять у них ружья. Из окон и из толпы демонстрантов раздались выстрелы из револьверов по национальным гвардейцам. Тогда национальная гвардия дала залп, и мятежники разбежались, оставив несколько убитых и раненых, побросав на площади револьверы, кастеты и т. п. (демонстрация была якобы невооруженной). Было убито 2 национальных гвардейца и 8 ранено.

22-го вечером в основных опорных пунктах контрреволюции (в округах I, II и XVI) продолжали собираться сторонники «порядка». Чтобы привлечь на свою сторону национальную гвардию, мэры Тирар, Дюбай и др. заявили 23 марта, что в мэрии II округа будет выдаваться жалованье национальным гвардейцам.

¹ C. Mendes, Les 73 journees de la Commune, P. 1871, p. 37.

Видя продолжающуюся активность контрреволюционеров, Центральный комитет принял меры к разоружению буржуазных мэрий и роспуску буржуазных батальонов. Впрочем, эти батальоны по-настоящему не собирались противодействовать Центральному комитету. Когда отряды национальных гвардейцев с делегатами Центрального комитета направились к мэриям I и II округов, произошло братание обеих сторон. После непродолжительных переговоров «хорошие» батальоны разошлись по домам, не обращая внимания на увещания своих офицеров. Все мэрии были очищены от сторонников «порядка».

Заправилы контрреволюции все еще пытались бороться.

23 марта афиша за подписью мэров объявляла, что адмирал с назначен главнокомандующим национальной гвардии, полковник Ланглуа (депутат) — начальником его штаба, а полковник Шельшер (депутат) — командующим артиллерии национальной гвардии. Таким образом, мэры официально создавали военный центр для руководства партией «порядка». Адмирал Сессэ после демонстрации 22 марта выпустил афишу, в которой сообщал, что Национальное собрание дало согласие на выборы Коммуны и т. д. Это было выдумкой с начала до конца (впоследствии он твердил, что-де эту афишу исказили мэры, без его ведома!).

Видя, что силы контрреволюции распадаются, Сессэ дал 24 марта приказ о роспуске «хороших» батальонов с 25 марта. Сам же адмирал переодевшись, в зеленых очках, с номером революционной газеты «père Duchêne» в руках, отплыл в Версаль, бросив в номере отеля все свои воинские знаки, включая эполеты, шпагу, расшитую адмиральскую фуражку, и все свои бумаги.

Таким образом, организованные силы контрреволюции развалились. Но еще до 31 марта некоторые ворота к Версалю были фактически в руках отрядов национальной гвардии, поддерживавших правительство.

В эти дни ликвидации контрреволюционных очагов предатель Люллье официально заявил, что он не согласен разгонять враждебные Центральному комитету демонстрации. Он был смещен и арестован. К сожалению, его предательская работа тяжело сказалась в эти первые дни революции. Видимо, он старательно дезорганизовал батальоны национальной гвардии, помогая контрреволюционным силам. Вместо Люллье командующими национальной гвардии были назначены (24 марта) Брюнель, Эд и Дюваль.

И вот в это время (24 марта) Тьер послал такую телеграмму в провинции: «Партия порядка сорганизовалась и занимает главные кварталы города, в частности, западные, и таким образом находится в постоянных сношениях с Версалем». А 25 марта он писал: «В Париже партия порядка сдерживает партию беспорядка и ей не уступает». Лгун Тьер добавлял при этом, что сведения его телеграммы абсолютно точны. так как его правительство — это «правительство истины».

Контрреволюционные силы были мало активны, и, видимо, никто в Версале не надеялся на их крупную роль. Но надо было оттянуть время, отвлечь Центральный комитет от подготовки наступления на Версаль.

В этих целях Тьер поддерживал переговоры мэров с Центральным комитетом о выборах в Коммуну.

§ 4. Выборы в Коммуну

Уже в первом воззвании Центрального комитета, 19 марта, население извещалось о проведении коммунальных выборов. В другом воззвании, того же числа, Центральный комитет обязался передать свой мандат новому органу — Коммуне, как только будут произведены выборы. Наконец, в третьей афише сообщалось, что выборы назначены на 22 марта.

Таким образом, вопреки мнению меньшинства, которое настаивало на наступлении на Версаль, большинство твердо стояло за скорейшую легализацию власти путем создания выборного органа столицы — Коммуны.

Эта чрезмерная щепетильность и увлечение легальностью, стремление путем выборов образовать власть явились большой помехой начавшегося движения. Поставив на первом месте вопрос о выборах, Центральный комитет национальной гвардии тем самым отказывался от важнейшей стратегической задачи — от немедленного активного выступления против правительства Тьера и его армии. Увлечение выборами отвлекало Центральный комитет и национальную гвардию от других внутренних задач по укреплению власти народа — от решительного разгрома контрреволюционных сил в столице, быстрейшего слома прежних правительственных учреждений и создания своих органов и т. д. Наконец, это неизбежно приводило ко всякого рода соглашениям, переговорам и уступкам в отношении враждебных или полувраждебных элементов буржуазии.

Ведь если бы Центральный комитет поставил основной задачей наступление на Версаль, тогда отошли бы от него всякие соглашательские, буржуазные элементы. Они бы уже не имели влияния в Париже и, конечно, поспешили бы бежать к Тьеру, так как наступление на Версаль означало одновременно и решительный разгром всех контрреволюционных сил внутри Парижа. Наступление на Версаль и в политическом и в военном смысле могло быть осуществлено только при решительном разгроме «внутренних версальцев».

В Париже уже не было представителей правительства, но находилось несколько депутатов Национального собрания и ряд мэров буржуазных округов, которые попытались возглавить борьбу против Центрального комитета. А как только был поставлен вопрос о выборах, мэры получили определенный вес как своего рода соучастники в разрешении вопросов о дне выборов, о системе выборов, о порядке проведения избирательной кампании и т. д. Обычный технический аппарат для выборов (списки избирателей и др.) находился в руках мэров. Больше того, поскольку формально шла речь о коммунальных выборах, мэры приобретали как бы специальную власть и особое значение. Таким образом, и практические вопросы проведения выборов неизбежно толкали Центральный комитет к переговорам с буржуазными мэрами. Со своей стороны и мэры, увидев нерешительную позицию Центрального комитета по отношению к Версалю, попытались путем ряда махинаций подорвать авторитет и влияние Центрального комитета и укрепить правительство Тьера.

Еще 18 марта, в 6 часов вечера, мэры и депутаты Сены устроили совещание об организации власти в столице. Депутация к правительству предложила тогда назначить Дориана мэром Парижа, Ланглуа — командующим национальной гвардией, Адана — префектом полиции. Намеченная депутация к версальскому правительству была пестра по своему составу. Главную роль играли: председатель совещания, мэр II округа Тирар (крупный фабрикант, республиканец, близкий к позиции Тьера), мэр IV округа Вотрен (тьерист), мэр V округа Вашеро (тьерист), а также прудонист ренегат Толен и даже Мильер. Фавр принял делегацию, но ничего не обещал.

План назначения новых людей во главе Парижа сразу же провалился. Ланглуа, как известно, вернулся из ратуши ни с чем и снял свою кандидатуру; остальные кандидаты на руководство столицей ничем себя не проявляли. Поэтому утром 19 марта Тирар просил правительство дать мэрам регулярные полномочия действовать от лица правительства и прежде всего выдать деньги на оплату «хороших» батальонов. Днем он получил от Пикара телеграмму, что «временное управление городом поручено собранию мэров». Одновременно ему вручили чек на 50 тыс. Тогда мэры выделили для руководства тройку в составе Тирара Дюбайя и Элигона. Дюбай, мэр Х округа, был ярым тьеристом (как и Тирар), Элигон, мэр XIV округа, правый прудонист, в свое время являлся участником третьего процесса Интернационала, а по существу бы ренегатом, перешедшим (как и Толен) на сторону Версаля.

Среди мэров (и действовавших с ними вместе депутатов Национального собрания от Парижа) тон задавали тьеристы, такие, как Тирар и Вотрен, ренегаты Элигон и Толен и разные колеблющиеся элементы вроде левых республиканцев Бонвале и Ранка, опасавшиеся власти рабочих и желавшие «примирить» Центральный комитет с Версалем.

Мэры (и депутаты) с первых же дней установили тесный контакт с версальским правительством и ездили туда за директивами и инструкциями (например, под предлогом участия в заседании Национального собрания).

Тьер дал отчетливую директиву мэрам тянуть время и вести всякого рода переговоры с Центральным комитетом, пока Версаль не подтянет сил. Мэр IX округа Демарэ, тьерист, глава парижских адвокатов, бывший у Тьера в составе первой делегации мэров (видимо, с 20-е на 21-е), заявлял, что в Версале «нет никого, кто мог бы нас защитить (против Центрального комитета, разумеется — П. К.)»¹.

Чтобы оттянуть время всякого рода переговорами, Тьер обещал разрешить выборы в парижский муниципалитет в ближайшее время и дать прощение национальным гвардейцам, которые перейдут на сторону версальского правительства.

Характеризуя переговоры мэров с Центральным комитетом национальной гвардии, Тирар в своих показаниях правительственной комиссии по восстанию 18 марта откровенно говорил: «Главная цель, которой мы добивались этой оппозицией, заключалась в том, чтобы помешать федератам идти на Версаль. Я убежден, что если бы 19 и 20 марта батальоны федератов направились по дороге в Шатийон, Версалю угрожала бы величайшая опасность, и я считаю, что наше сопротивление в течение нескольких дней дало возможность правительству организовать защиту»².

Действительно, тактика мэров дала Версалю передышку в 10-12 дней, и это спасло положение правительства Тьера. Переговоры Центрального комитета с мэрами были величайшей политической ошибкой, помогшей консолидации сил правительства.

В течение ряда дней шли эти нудные переговоры Центрального комитета с мэрами.

¹ «Enquête», v. II, р. 409.

² Ibidem, p. 342.

Уже утром 19 марта Центральный комитет назначил коммунальные выборы на 22-е. При этом большинство его членов не только не собиралось провести выборы непосредственно своей властью, а, наоборот, склонялось к тому, чтобы привлечь мэров к совместному проведению выборов. По-видимому, хотели завоевать на свою сторону часть буржуазии.

Мэры и депутаты решительно боролись против Центрального комитета. Днем 19 марта в мэрии III округа происходило совещание мэров, депутатов и командиров батальонов («порядка»). «Левое» меньшинство совещания мэров и депутатов, а именно Мильер, Малон, Толен, Клемансо, Вильнев и Пуарье, явилось в ратушу и заявило, что «революция должна сохранить свой муниципальный характер», что она никоим образом не должна иметь политического характера и не должна требовать роспуска Национального собрания. Поэтому делегация мэров предлагала передать ратушу и власть в городе в руки мэров¹.

Центральный комитет послал ночью, в 12 часов, своих делегатов для переговоров с мэрами. В состав делегации вошли Варлен, Журд, Арно, Моро, т. е. наиболее авторитетные члены Центрального комитета. Придя в мэрию II округа к мэрам и их сторонникам, Арну заявил от имени Центрального комитета, что он согласен передать ратушу мэрам: «Мы добиваемся, чтобы выборы прошли наиболее регулярным образом». Мэры, видя, что Центральный комитет идет на уступки, начали переходить в наступление. Кто-то закричал: «Убирайтесь вон из ратуши!» Председатель собрания Тирар заносчиво заявил, что мэры хотят «восстановить порядок, который вы нарушили», что объявленные выборы «незаконны». Шельшер и Пейра требовали... чтобы Центральный комитет немедленно себя распустил и «перестал вмешиваться в общественные дела».

Делегаты Центрального комитета настаивали на том, чтобы провести выборы совместно. Они соглашались даже отложить выборы до соответственного решения Национального собрания, но мэры еще более заупрямились и заявили, что они не поставят своих имен рядом с «нелегальным комитетом». Даже уравновешенный Журд возмутился и заявил: «Вы объявляете нам гражданскую войну», и ушел. Оставшиеся Делегаты дали согласие передать ратушу мэрам².

Когда наутро три делегата от мэров пришли в ратушу, чтобы принять здание в свое ведение, Виар заявил, что он только что с заседания Центрального комитета 20 округов, где решили ратушу оставить в руках Центрального комитета национальной гвардии. По другим источникам, пришедшим мэрам передали письменную резолюцию Центрального комитета, которая гласила: «При настоящих обстоятельствах комитет отвечает за все последствия и не может передавать ни военной, ни гражданской власти»³.

В этот день — 20 марта — происходило первое заседание Национального собрания в Версале. Там мэры и депутаты Парижа получили дополнительные инструкции, как саботировать выборы в Коммуну и как организовывать силы «порядка».

¹ B. Malon, La troisième défaite du prolètariat français, Neuch. 1871, p. 95—96.

² F. Damé, La résistance, p. 80-81.

³ Lanjalley et Corriez, Histoire de la révolution du 18 mars, P. 1871, p. 71—72.

В течение восьми дней не прекращалась устная и письменная полемика между Центральным комитетом и мэрами и депутатами. Надо отметить несколько характерных моментов.

Во-первых, в Центральном комитете были различные взгляды на это дело. Значительное большинство, в том числе и видные члены Интернационала — прудонисты, стояло за соглашение с мэрами (в противовес бланкистам, предлагавшим не проведение выборов, а наступление на Версаль). Отказ от передачи ратуши мэрам был поддержан другими организациями (Центральным комитетом 20 округов, например), и это сделало большинство Центрального комитета более уверенным в тяжбе с мэрами. Во всяком случае у большинства Центрального комитета еще была иллюзия о возможности договориться с мэрами и избежать гражданской войны.

Во-вторых, левое крыло мэров и депутатов (Малон, Мильер, Толен и др.) по существу играло роль прикрытого помощника Тьера. Реакционная сущность Тирара, Вотрена и им подобных была довольно оче-видна. Посылая «левых» в ратушу, Тирар и К° ловко использовали этих «социалистов» и «радикалов» для взрыва Центрального комитета.

В-третьих, правительство Тьера и Национальное собрание, давая обещания о проведении муниципальных выборов и т. п., просто использовали переговоры мэров с Центральным комитетом для выигрыша времени и для отвлечения от опасного для Версаля наступления национальной гвардии.

Окунев в письме Горчакову (26 марта) сообщал, например, что обещание Национального собрания произвести коммунальные выборы в Париже (о чем заявлял Тьер) было только фикцией: «В секретном комитете собрания было решено отложить выборы до того времени, когда восстание будет подавлено». По поводу другого требования — проведения выборов национальной гвардии (что тоже обещано было Тьером) — Окунев писал, что палата «в принципе... кажется, решила отклонить эту вторую уступку, испрашиваемую депутатами Парижа»¹, т. е. правительство давало всякие обещания, с тем чтобы на деле ничего не выполнять. Тирар и К° действовали точно так же. Поэтому тем более ошибочно было со стороны Центрального комитета вести переговоры с мэрами.

Таким образом, и провозглашение немедленных выборов в Коммуну и переговоры с мэрами о порядке проведения выборов были выгодны только правительству Тьера, а вовсе не восставшему народу Парижа.

25 марта происходили последние переговоры Центрального комитета с мэрами. Договорились назначить выборы на 26 марта. К этому моменту уже были распущены «хорошие» батальоны и мэрии «порядка» были заняты отрядами Центрального комитета. О военном сопротивлении не могло быть и речи. К тому же «левые» мэры убедились, что правительство не имеет никакого желания разрешать коммунальные выборы. Больше того, монархический характер Национального собрания становился и для левых республиканцев все более очевидным — был, например, слух о назначении регентом герцога Омальского пли принца де Жоанвиль.

¹ «Царская дипломатия и Парижская коммуна», стр. 75.

Еще большее значение, конечно, имели известия из провинции. 22 марта была провозглашена Коммуна в Лионе, Марселе, Тулузе. 23-го — в Сент-Этьенне, Лиможе, 24-го — в Нарбонне и т. д. Парижcкая коммуна получала, таким образом, поддержку. И это делало мэров более уступчивыми.

25 марта была отпечатана афиша о назначении выооров на 26 марта. Афиша исходила от имени Центрального комитета с указанием, что к нему «присоединились депутаты Парижа, мэры и их помощники». Сами мэры, выпустили афишу в другой редакции. Она говорила о выборах от имени депутатов, мэров и членов Центрального комитета (причем упоминались только два члена Центрального комитета — Ранвье и Арнольд). Кроме того, в этой же афише говорилось, что мэры были «восстановлены в своих мэриях», хотя фактически все мэрии в этот момент были полностью заняты батальонами национальной гвардии и уполномоченными Центрального комитета, действовавшими в качестве мэров и заместителей. 23 марта была полностью занята мэрия VI округа и изгнан персонал из III, X, XII и XVIII округов, 24-го были заняты мэрии I и II округов. Текст афиши мэров явно не соответствовал действительности.

Мэры потеряли в этот момент всякую реальную опору и должны были пойти на уступки Центральному комитету национальной гвардии.

Поскольку выборы были назначены на 22 марта, затем на 23-е, уже с этих дней началась избирательная борьба, и в течение нескольких дней Париж пестрел избирательными афишами.

В ряде обращений Центральный комитет национальной гвардии разъяснял свою позицию по отношению к созданию Коммуны. В первом подробном воззвании о сущности Коммуны (от 22 марта) говорилось: «Права города так же незыблемы, как и права нации; город, как и вся нация, должен иметь свое собрание, которое будет называться либо муниципальным или коммунальным собранием, либо Коммуной». Такое собрание создаст «силу и спасение для республики». На собрание возлагались довольно наивные надежды, а именно, что «оно устранит все поводы к конфликтам, к гражданской войне и революции, уничтожит антагонизм между общественным мнением Парижа и центральной исполнительной властью».

Муниципальное собрание организует специальные комитеты для отдельных отраслей управления (финансы, труд, образование, нацио-нальная гвардия и т. д.). «Члены муниципального собрания подлежат непрерывному контролю, наблюдению и критике общественного мнения, они могут быть отозваны, должны давать отчет о своих действиях и нести полную ответственность».

Так будет создан «свободный город в свободной стране». Так будет «заложен первый камень нового социального здания» — республиканской коммуны. Париж хочет дать только пример, не навязывая другим свою волю¹.

¹ F. Maillard, Affiches, professions de foi, document officiels, P. 1871, p. 67-68.

² Ibidem, p. 81.

В афише от 24 марта направленной против клеветнических выпадов буржуазной прессы, Центральный комитет отмечал, что «часть прессы», с ненавистью взирающая на пришествие царства рабочих, «начала распространять о нас нелепую клевету, награждая нас эпитетами коммунистов, сторонников дележа, грабителей, кровопийц и пр.» Афиша заявляла, что Центральный комитет добивается республики «под постоянным контролем Коммуны»². В другой афише, от того же числа, Центральный комитет указывал свои требования: «Чего мы требуем? Сохранения республики как единственно возможной и неоспоримой формы правления. Применения общего права для Парижа, иначе говоря, создания выборного коммунального совета. Упразднения полицейской префектуры... Упразднения постоянной армии и передачи национальной гвардии полной ответственности за сохранение порядка вПариже. Права самим избирать себе всех начальников. Наконец, реорганизации национальной гвардии в целях обеспечения гарантий для народа»¹.

В последнем предвыборном воззвании Центральный комитет рекомендовал выбрать в Коммуну людей из народа: «Лучше всего вам послужат люди, которых вы выберете из своей среды, живущие вашей же жизнью, страдающие от тех же бед, как и вы. Не доверяйте честолюбцам и выскочкам... не доверяйте краснобаям, не способным перейти к делу... избегайте тех, кого чересчур балует судьба, так как состоятельный человек редко признает рабочего своим братом. Выбирайте наконец, людей с искренними убеждениями, людей из народа, решительных, деятельных, прямодушных, известных своей честностью»².

Центральный комитет настойчиво предлагал создать Коммуну из рабочих.

Таким образом, Центральный комитет выдвигал не создание общецентральной власти для Франции, а только организацию рабочей власти для столицы, но на новых политических основах. Новая власть будет властью, ответственной перед народом, контролируемой народом и тесно с ним связаннои, опирающейся на вооруженный народ (национальную гвардию), без всякой постоянной армии и навязанной центром полиции. Народ будет иметь право отзывать представителей власти от должностей.

Намечая пути общегосударственного устройства, передовая «Journal officiel» от 27 марта, выражавшая позицию Центрального комитета, предлагала следующий план: Парижская коммуна, «объединившись с другими свободными коммунами Франции, должна от своего имени и от имени Лиона, Марселя и, видимо, от имени других десяти крупных городов обсудить основы договора, который свяжет их со всей нацией, и представить ультиматум» (правительству и Национальному собранию). Правительство должно обеспечить автономию, права городов и их связь с общегосударственной властью. Избирательный закон должен обеспечить права городов, чтобы представители городов не были подавлены представительством деревни.

Так, на основе Парижской коммуны, опирающейся на рабочих, намечалось объединение с другими коммунами крупных городов и создание общегосударственной власти.

23 марта было опубликовано воззвание Федерального совета парижских секций Интернационала совместно с Федеральной камерой рабочих обществ (от имени Интернационала выступали Обри, Демэ, Лео Франкель, Гулле и др., от синдикальных камер — Камелина, Лазар, Леви, Пенди, Потье, Тейс и др.).

¹ F. Maillard, Affiches, professions de foi, document officiels, P. 1871, p. 82-83.

² Ibidem, p. 107-108.

Там говорилось: «Свобода, равенство и солидарность должны обеспечить порядок на новой основе и реорганизовать труд как первое условие этого порядка... коммунальная революция утверждает эти принципы она устраняет на будущее все причины для конфликтов. Независимость Коммуны — залог договора, статьи которого будут свободно обсуждены и который прекратит антагонизм классов и обеспечит социальное равенство. Мы добивались освобождения трудящихся, и коммунальное представительство, гарантирует его».

Таким образом, воззвание было насквозь проникнуто прудонистским духом - мечтами о примирении классов на основе фантастического общественного «договора», надеждами, что само создание Коммуны освободит трудящихся, и т. д. В своих конкретных предложениях манифест повторял прудоновские зады: «организация кредита», «обмен», создание ассоциаций, дабы обеспечить трудящимся «полную стоимость их труда». Затем шли обычные требования - светское и бесплатное обучение, организация муниципальной полиции и т. д.¹

Это воззвание Интернационала все же говорило о том, что новый порядок должен заложить «первый камень нового социального строя» на основе труда; он говорил о том, что власть должна быть в руках народа (народ «не хочет больше играть роль ребенка, руководимого учителем»).

В прокламации Центрального комитета 20 округов (это было по существу последнее крупное политическое заявление этой организации) надо отметить следующие моменты.

Во-первых, подчеркивалось, что вопреки прежним кровавым революциям теперь коммунальная революция осуществляется путем подачи избирательных бюллетеней. Еще накануне Центральный комитет 20 округов в другом воззвании призывал к выборам, говорил, что «инструменты должны заменить ружье». Одним словом, предполагалось, что выборы создадут новые социальные отношения.

Во-вторых, воззвание Центрального комитета 20 округов (так же как и воззвание Центрального комитета национальной гвардии) намечало основы коммунального государства. Коммуна должна быть автономна. Она «может и должна объединиться, т. е. связаться в виде федерации со всеми другими коммунами или ассоциациями коммун, составляющих страну». Этим путем будет обеспечена республика.

¹ «Murailles politiques françaises», v. II, p. 52-53.

В-третьих, воззвание подробнейшим образом характеризовало политические особенности Коммуны: выборность всех чиновников (и их ответственность, отзыв и пр.), автономия национальной гвардии (и сохранение Центрального комитета национальной гвардии), упразднение полицейской префектуры, упразднение (во всяком случае в Париже) постоянной армии, отмена субсидий церкви, театрам и печати, светское, интегральное, профессиональное обучение, страховое обеспечение всякого рода, в том числе на случай безработицы и банкротства.

В-четвертых, воззвание касалось социальных проблем. Оно требовало упразднения системы наемного труда (salariat) и пауперизма. Для этого оно предлагало снабдить рабочих средствами производства и кредитом.

Как и в других обращениях, разрешение социальной проблемы формулировалось очень неясно. Не было речи об экспроприации экспроприаторов, а говорилось главным образом о снабжении рабочих орудиями труда, кредитом и т. д. Например, воззвание за подписью Арно Вайяна указывало, что «республика должна установить гармонию интересов и не жертвовать одними для других» (социальный мир!) для чего предлагало в первую очередь организовать кредит для рабочих, который сейчас же освободит рабочего от бедности и «быстро приведет его к полному освобождению»¹.

Однако мысль о том, что рабочий класс приобретает ведущее значение, повторяется в ряде воззваний.

Избирательная афиша XVIII округа, например, говорила: «Буржуазное дерево, пораженное чахоткой, уже осуждено производить только червивые плоды».

Воззвание мэрии V округа (Режер и др.) говорило, что все другие классы (кроме рабочего) потеряли право называться господствующими классами, теперь дело за рабочими, «откройте двери просвещенному пролетариату, подлинному народу, единственному классу, свободному от наших ошибок и поражений, единственному, наконец, способному спасти страну»².

Надо еще отметить, что в ряде воззваний звучала идея, что создание Коммуны означает гарантию от гражданской войны. А. Арну, например, полагал, что революции еще нет, но создалась революционная ситуация, и из нее можно выйти через выборы.

Депутаты Делеклюз, Разуа и Курне рассчитывали, что выборы положат конец проискам монархической реакции и устранят гражданскую войну. То же заявляли и некоторые другие депутаты Сены.

Группа граждан (братья Реклю и др.) призывала избежать «ужасной и роковой борьбы» и голосовать за Коммуну. Надо действовать не оружием, а всеобщим голосованием.

Пиа, скрывавшийся в первые дни революции, писал: «Лучше голосовать, чем убивать... только единодушное, импозантное, подавляющее голосование может помешать борьбе и обеспечить труд».

Верморель в своей газете «L'Ordre» («Порядок») призывал к выборам, заявляя, что газета специально создана, чтобы избежать гражданской войны.

¹ F. Maillard, Affiches, p. 85.

² Ibidem, p. 103.

Типичный соглашатель, республиканец Ранк в эти же первые дни начал организовывать Комитет соглашения (Comité de conciliation). Его группа призывала к выборам, считая, что это единственное средство для избежания гражданской войны. Она писала: «Только одни выборы смогут успокоить умы, умиротворить улицу, восстановить доверие, обеспечить порядок, создать регулярную администрацию, наконец, остановить ненавистную борьбу, которая в потоках крови погубит pecпублику»¹.

Так создавались иллюзии, что можно избежать гражданской войны, как будто она уже не была начата нападением Тьера 18 марта.

Количество членов Коммуны было определено Центральным комитетом в 90 человек. При этом была нарушена прежняя традиция одинакового представительства от округов.

Было установлено пропорциональное представительство в зависимости от численности населения. Таким образом, наиболее многочисленные округа получили больше представителей: Попенкур (149 тыс. жителей) и Бют-Монмартр (130 тыс.) — 7 делегатов, Бют-Шомон (113 тыс.) и Сеп-Лоран (116 тыс.) — 6 делегатов и т. д. Зато малочисленные округа имели немного делегатов: аристократический Пасси (42 тыс.) — 2 делегата, Обсерватория (65 тыс.) и Вожирар (69 тыс.) — по 3 делегата и т. д.

Было сохранено прежнее правило, по которому для избрания было достаточно получить одну восьмую голосов числящихся по списку избирателей.

Выборы 26 марта приходились на воскресенье. Как и можно было предположить, выборы прошли особенно оживленно в рабочих кварталах. Например, в квартале Сент-Антуан избиратели подходили группами в 600—700 человек с красными знаменами впереди. В буржуазных кварталах было тихо. Многие сторонники «порядка» бойкотировали выборы. Всего голосовало 228 тыс. человек. Во время выборов мэров (ноябрь 1870 г.) участвовало в голосовании 227 тыс., а при выборах заместителей мэров — только 153 тыс. В муниципальных выборах после подавления Коммуны участвовало только 140 тыс. Лживая басня Тьера и Фавра о том, что население уклонилось от подачи голосов, не соответствовала действительности. Надо к тому же учесть большой отлив буржуазного населения из Парижа после капитуляции и в первые дни после 18 марта. Таким образом, участие в выборах 26 марта было гораздо более активным, чем это было и до и после Коммуны.

В общем участвовало в выборах около половины избирателей, значившихся в избирательных списках. Больше всего голосовало избирателей в рабочих кварталах. Так, в XX округе (Менильмонтан) голосовало около двух третей (почти 17 тыс. из 22 тыс.), больше половины голосовало в XVIII округе (Монмартр) и в XI (Попенкур). В двух рабочих кварталах почему-то принимала участие половина избирателей (Бют-Шомон — XIX округ и Батиньоль — XVII округ).

Самый маленький процент голосовавших падает на буржуазные и зристократические кварталы: меньше одной четверти голосовало в VII округе (Пале-Бурбон), около одной четверти — в VIII округе (Елисейские поля), около одной трети — в XVI округе (Пасси) и XV (Вожирар).

Этот бойкот выборов со стороны господствующих классов привел к тому, что дaжe в буржуазных кварталах проходили левые. Так, бланкисты Риго и Вайян были избраны в VIII округе, бланкист Брюнель и якобинец Паризель - в VII округе и др.

¹ A. Ranc, Pendant la Commune, Brux. 1876, р. 8.

В двух округах, где партия «порядка» имела свои основные кадры, - в I (Лувр) и II (Биржа) — голосование шло активно. Участвовала половина избирателей, причем в обоих округах прошли противники Коммуны: они получили около двух третей голосов и около одной трети получили левые группы (тут голосовались Потье, Серрайо, Везинье, Мио и др.).

Третьим округом, где полностью прошли противники Коммуны был Пасси, но и здесь получили относительно большое число голосов Ф.Пиа и В.Гюго.

В IX округе (Опера) прошли сторонники «средней линии», соглашатели Ранк, Улисс Паран и тьеристы Демарэ и Ферри. В Люксембургском округе (VI) прошли тьерист Леруа гамбеттист Гупиль и члены Интернационала Белэ и Варлен.

В рабочих округах кандидаты были выбраны большим числом голосов. Так, в Менильмонтане при почти 17 тыс. голосовавших Бержере и Ранвье получили по 15 тыс. голосов, Флуранс — 14 тыс.; в Монмартре при 17,5 тыс. голосовавших Бланки и Тейс получили почти по 15 тыс. голосов; в Батиньоле при 11 тыс. голосовавших Варлен получил больше 9 тыс. (в XII округе он же получил почти 9 тыс. голосов при 11 тыс. голосовавших); в Попенкуре (ХI) при 25 тыс. голосовавших Мортье получил 21 тыс., Делеклюз — 20 тыс., Асси, Прото и Эд — по 19 тыс.

§ 5. Роль Центрального комитета национальной гвардии

Что делало версальское правительство в те дни, когда развертывались эти события в Париже?

Правительство Тьера имело перед собой вполне определенную задачу — вооруженной сплой разгромить рабочий Париж. В то время как даже в рядах членов Центрального комитета имелись сторонники соглашения с правительством и была популярна мысль о мирном переходе к новому порядку (т. е. без гражданской войны), версальское правительство не питало никаких иллюзий о соглашении и примирении. Правительство Тьера хотело потопить Париж в крови.

Окунев в письме 26 марта к Горчакову передает свою беседу с ье ром. Тьер сказал, что «он решился действовать суровыми мерами» (Александр II сделал на этом донесении пометку: «До сих пор этого не видели»). Тьер говорил, что «после подавления революции и водворения порядка он намерен учредить военные суды и расстрелять вожаков восстания»¹.

Для скорейшего подавления восстания военной сплой Тьер в первую очередь спешил создать крепкую армию.

¹ «Царская дипломатия и Парижская коммуна», стр. 77.

Б.Малон

Шардон

Имевшиеся войска, как мы знаем, были совершенно деморализованы. Тот же Окунев несколько раз отмечает в эти дни, что «правительство колеблется, не доверяя армии». Поэтому Тьер сразу же договорился с Бисмарком о присылке в Версаль новых войск из числа пленных солдат, интернированных в Германии. Бисмарк самым активным образом добивался скорейшего разгрома восстания.

В той же беседе с Тьером Окунев писал: «Г-н Тьер очень доволен своими взаимоотношениями с немецкими военными властями. Он сказал мне, что они тотчас же предложили ему и материальную и моральную поддержку для водворения порядка в Париже»¹.

И Тьер «с признательностью» воспользовался помощью пруссаков. Он сразу получил разрешение на увеличение контингента версальской армии до 70 тыс., разрешение передвигать свои военные силы через прусские линии и т. д.

А пока готовили новую армию к боям, Тьер использовал время для шпионской работы внутри Парижа, использовал мэров и депутатов Сены для переговоров с Центральным комитетом национальной гвардии, проводил саботаж чиновников и т. д.

В течение нескольких недель после 18 марта между Парижем и Версалем продолжались мирные отношения.

В течение десяти дней Центральный комитет национальной гвардии был правительством Парижа. Этот короткий период в значительной мере определил всю деятельность Коммуны. Уже в эти десять дней выявились величайшие успехи пролетарского движения и его слабости.

¹ «Царская дипломатия и Парижская коммуна», стр. 77

Надо отметить прежде всего, что Центральный комитет напиональной гвардии являлся властью, основанной не на букве буржуазного закона, а на революционном захвате. Сама рабочая масса, руководимая Центральным комитетом, сумела завладеть властью и создать новую организацию — зачаток пролетарской диктатуры. Новый класс пришел к управлению государством. И поэтому так яростно нападала на Центральный комитет буржуазная печать.

Центральный комитет сумел сломать буржуазную государственную машину и создать свои органы управления. Все руководство как министерствами, так и муниципалитетами было поручено новым людям, рабочим в первую очередь. Не чиновники, а выделенные народом доверенные люди стали руководить делами.

Вторым существенным достижением Центрального комитета национальной гвардии был тяжелый удар, нанесенный им контрреволюционным силам Парижа. Правда, в этом случае Центральный комитет не проявил нужной решительности. Он все еще полагал, что дело не дойдет до гражданской войны, и поэтому серьезных мер против своих врагов не предпринимал.

Наконец, Центральный комитет начал проводить ряд экономических мероприятий в интересах трудящихся. Он не собирался в это время ломать систему капиталистических отношений, но он хотел помочь тяжелому положению рабочих и мелкой буржуазии.

Существенные ошибки Центрального комитета мы уже отмечали. Центральный комитет не пошел на Версаль, он не захватил Французского банка, он был снисходителен и мягок по отношению к своим врагам, он не обезвредил враждебной печати.

Наконец, существенной ошибкой было спешное проведение выборов в Коммуну и самоотказ Центрального комитета от власти. Предвыборная борьба, всякие соглашения с мэрами и пр. только ослабили Центральный комитет в момент, когда он должен был решительно действовать. Центральный комитет уже включал в себе, кроме пролетарских элементов, и представителей мелкой буржуазии. Привлекать в правительство (или в Коммуну) делегатов от крупной буржуазии было ошибочно.

Центральный комитет был избран не менее чем от 200 тыс. парижских граждан, поэтому и с этой точки зрения (учитывая пиетет к избирательному праву, который тогда господствовал даже в рабочей среде) не было оснований к новым выборам.

К тому же Центральному комитету было легко привлечь в свой состав лучшие элементы из Интернационала или более революционные элементы мелкой буржуазии — якобинцев. Ведь рабочая масса отнюдь не оспаривала власти Центрального комитета или его авторитета.

Маркс считал, что главными ошибками Центрального комитета были отказ идти на Версаль и преждевременные выборы в Коммуну. В письме к Кугельману от 12 апреля 1871 г. он писал: «Если они (коммунары — П. К.} окажутся побежденными, виной будет не что иное, как только их «великодушие». Надо было сейчас же идти на Версаль, как только Винуа, а вслед за ним и реакционная часть самой парижской национальной гвардии бежали из Парижа. Момент был упущен из-за совестливости. Не хотели начинать гражданской войны, как будто чудовищный выродок Тьер не начал ее уже своей попыткой обезоружить Париж! Вторая ошибка: Центральный комитет слишком рано сложил свои полномочия, чтобы уступить место Коммуне. Опять-таки благодаря «честности», доведенной до мнительности!»¹

¹ К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXVI, стр. 105—106.

Э. Прото

Ф. Гамбон

Совершенно такие же замечания Маркс сделал и в своем письме к Либкнехту от 6 апреля 1871 г.¹

А в черновых набросках к «Гражданской войне во Франции» Маркс писал: «Бесчисленные ошибки революционеров. Вместо того, чтобы обезвредить полицейских, перед ними раскрыли двери; они ушли в Версаль, где были встречены как спасители; дали уйти 43-му линейному полку; распустили по домам всех солдат, братавшихся с народом; позволили реакции организоваться в самом центре Парижа; оставили в покое Версаль»².

Эта «снисходительность», «великодушие» вооруженных рабочих сильно ослабили силы пролетариата.

Но, отмечая ошибки Центрального комитета, Маркс и Энгельс высоко ставили его деятельность в эти десять боевых дней. Маркс говорил, что Центральный комитет был «народным правительством столицы».

Энгельс в речи на заседании Генерального совета 11 апреля говорил. «Пока Центральный комитет национальной гвардии руководил делами, они шли хорошо, но после выборов были разговоры и не было Дела»³.

Целый ряд участников движения отмечал крупную роль Центрального комитета в эти дни. Лефрансэ писал: «Центральный комитет благодаря свoeму хладнокровию, энергии и умелости (тем более удивительным, что его члены были чужды политических интриг предыдущих движений) сумел превосходно провести дело, за которое взялся...

¹ К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXVI, стр. 102—103.

² «Архив Маркса и Энгельса», т. III (VIII), стр. 369.

³ «Первый Интернационал в дни Парижской коммуны. Документы и материалы», стр. 36.

Политическое поведение Центрального комитета между 18 и 26 марта было изумительно»¹.

Газета «Chatiment», не симпатизировавшая Коммуне, писала (23 марта): «Говорили, что во Франции нет людей, их искали повсюду, их требовали и не находили. Ну так вот, мы вам покажем Центральный комитет, и мы вам скажем: вам нужны люди — вот они!»

Газета «Cri du peuple» горячо оценивала деятельность Центрального комитета за этот период (номер от 21 мая 1871 г.).

Целый ряд других свидетелей отмечал, что Центральный комитет сумел сразу приобрести влияние. Все воззвания Центрального комитета получили благоприятную оценку в Париже.

Если бы Центральный комитет не спешил с выборами в Коммуну он, несомненно, смог бы более основательно укрепить пролетарскую диктатуру в первые же недели. Переход вяасти от Центрального комитета к вновь избранной Коммуне замедлил и ослабил пролетарскую борьбу в самый критический момент, когда Тьер готовил уже активное нападение на столицу.

¹ G. Lefrançais, Etude sur le mouvement communaliste à Paris en 1871, Neuch 1871, p. 173.